Шестое чувство - Дана Делон

Мама гладит меня по волосам нежно, бережно, что очень непривычно.

– Никто никогда не будет принадлежать тебе, Эмма. Ты никого никогда не сможешь заставить полюбить себя. Как бы отчаянно тебе не хотелось.

– Но почему он выбрал ее? – наивно сквозь слезы спрашиваю я.

Мама тяжело вздыхает и пальцами вытирает слезы на моих щеках.

– У любви нет ответа на вопрос «Почему?», Эмма.

Я не знаю, как остановить поток слез. Мама понимающе грустно улыбается, словно знает, что именно я сейчас чувствую.

– Эмма, я рядом. Поверь, в конечном итоге все происходит к лучшему.

Но я ей не верю и начинаю злиться – не могу представить, как именно расставание с Адамом может обернуться к лучшему.

– Тебя никогда нет рядом, – вырывается у меня. Ведь рядом всегда был только Адам. А теперь и его нет в моей жизни – от одной этой мысли все внутри меня сжимается, а сердце сдавливает в груди. Мама молчит. Уверена, она не знает, что ответить.

– Просто доверься мне, – тихо просит она, и я сквозь слезы честно отвечаю:

– Не могу. Я не знаю, как тебе верить. Стоит мне одеться не так, как ты хочешь, и. – я замолкаю. Зло вытираю слезы и опускаю глаза.

– Я лишь хочу как лучше, – растерянно говорит она, и я качаю головой.

– Ты хочешь, чтобы все было по-твоему. Но это не значит «как лучше».

– Эмма, – начинает мама, – я просто.

Она тоже замолкает, и вот в этот момент между нами снова вырастает стена недопонимая и обид. Я жду, что она обвинит меня в инфантильности и неумении реагировать на критику. Я жду, что она скажет, что у меня нет вкуса и мне нужно к ней прислушиваться.

– Я знаю, что ты права. И знаю, что ты хочешь, как лучше. У меня нет вкуса, мне надо похудеть и выгляжу я как клоун. – Новый поток слез стремительно стекает по лицу.

Мама неожиданно обнимает меня крепко-крепко и шепчет:

– Эмма, детка, выкинь всю эту чушь из своей головы! Послушай. Я, конечно, не ты и не понимаю тебя. И да, мне не нравятся твои образы. Но, быть может, это твой путь? Смелый и яркий! В конце концов, я ничего сверхъестественного не достигла. Я всю жизнь плыву по течению. Вся моя жизнь происходит в рамках «нормального». Быть может, твоя должна быть другой? Никого не слушай. Даже меня. Продолжай быть смелой и яркой, Эмма! Знаю, мне не достанется звание «Матери года», но прошу тебя. Давай попробуем. Ты самое дорогое, что у меня есть.

Это признание застает меня врасплох, даже обескураживает. Я обнимаю ее в ответ. Чувствую ее теплые руки у себя на спине, ощущаю ее запах. Смесь сигарет и духов J'adore от Dior. Кажется, она пользуется ими всю жизнь. Помню, как скучала по этому аромату. Мне хотелось приходить домой и ощущать этот запах в воздухе, но его не было. Я обнимаю ее крепче и вновь начинаю плакать. В одно мгновение я отчетливо осознаю: никто не идеален и все совершают ошибки. Пять месяцев назад я воспользовалась состоянием своего лучшего друга, потому что в моих мечтах мы были идеальной парой. Думала ли я тогда, что это ошибка? Нет. Я была уверена, что поступаю правильно. Я была уверена, что сделаю его счастливым. Вместо этого я заставила его чувствовать вину за то, что он не любит меня. Мои мечты не сбылись, они превратились в настоящий кошмар.

«Это не любовь», – сказал он. Я до сих пор не согласна. Ведь я правда люблю его и очень нуждаюсь в нем. Но в чем-то он был прав. Для него это не любовь. Для него это груз вины. Для него любовь – Лили. Миниатюрная, худенькая, абсолютно не в его вкусе. Но что-то щелкнуло в нем рядом с ней. Что-то такое, что неподвластно доводам рассудка.

– Когда ты возвращаешься в Штаты? – хриплым голосом спрашиваю я.

Жить с Лили под одной крышей – выше моих сил. Мама продолжает гладить меня.

– Я останусь в Париже, – неожиданно отвечает она, – не обещаю, что надолго. Но пока я нужна тебе, я побуду рядом.

А мне большего и не надо. Я крепче обнимаю ее за плечи.

– Тогда я поживу с тобой, – тихо произношу я и чувствую ее тепло и поддержку. Никогда бы не подумала, что получу все это именно от нее.

Лили

Папа встречает меня на перроне. Я смотрю на него издалека и боюсь подойти ближе. Я видела фотографии, которые выставляют его приемные дети. Но одно дело – смотреть на него на снимках, другое – видеть так близко. Он постарел, но не сильно. Черные волосы чуть тронула седина, вокруг глаз собрались морщинки. Я делаю глубокий вдох и подхожу к нему, волоча за собой свой маленький чемодан на колесах.

– Привет, – прочистив горло, говорю я.

Он резко поворачивает голову в мою сторону.

– Не видел, как ты вышла, – неловко поясняет он и добавляет: – Привет.

Как банально звучит простое «привет» спустя несколько лет безмолвия! Он смотрит на мой чемодан и недоуменно хмурится.

– Ты же сказала маме, что уезжаешь? Я не стал ей звонить, потому что мы. – он обрывается на полуслове.

– Потому что вы не общаетесь, – заканчиваю я за него. – Да, я предупредила ее.

На самом деле я написала записку и оставила ее в комнате. Знаю, мама будет очень злиться. Но звонить ей или дожидаться ее прихода, чтобы объяснить всю ситуацию, у меня не было сил.

– Ну, пойдем, – говорит он и тут же, спохватившись, спрашивает, – тебе помочь с чемоданом?

– Нет, он маленький, – просто отвечаю я.

Мы молча идем на парковку, он подходит к белой Audi А4 и достает ключи. Вижу, как ему неловко, и испытываю те же ощущения. Куда я приехала и, главное, зачем? Вопросы, не дающие мне покоя. Он открывает багажник и тянется за чемоданом. Но я опережаю его и сама засовываю его внутрь. В Лозанне идет дождь, город встречает меня серыми тучами и лужами, словно не рад мне. Мы садимся в машину. Он заводит двигатель и включает радио, чтобы заглушить нашу неуютную тишину. Я снимаю с плеча сумку и замираю. Моя красная тетрадь не торчит из нее. Начинаю судорожно рыться в сумке. Ее нигде нет. Но я отчетливо помню, что клала ее и точно не оставила в комнате.

– Все хорошо? – подает голос папа, и мы останавливаемся на красный свет.

– Потеряла кое-что, – признаюсь я, – впрочем, это даже к лучшему.

Есть в этом определенный символизм. Словно сама жизнь намекает мне, что пора поставить большую и жирную точку. Интересно, тот, кто найдет ее, откроет, прочитает? Или же выбросит сразу же в мусор? Скорее всего, я потеряла ее по дороге на Лионский вокзал или же на вокзале, а может быть, в поезде. Какая к черту разница, где? Папа заезжает в старый квартал. Я догадывалась, что он живет именно здесь. Мы с друзьями частенько гуляли тут, но я никогда его не встречала. В этот раз он ждет, пока я сама вытащу свой чемодан. Мы поднимаемся в лифте на четвертый этаж. Все это делаем молча. Уверена, он написал предупреждающую эсэмэску своей семье, что мы будем с минуты на минуту. Как только двери лифта открываются, входная дверь квартиры тоже распахивается.