Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - Александр Александрович Любищев

никогда не приведет к прогрессу, так как угнетенный класс для своего освобождения нуждается в идеологии и в руководителях, имевших досуг для того, чтобы выработать эту идеологию. Принцип борьбы никогда не бывает ведущим фактором прогресса.

Для мусульманских государств характерно слияние духовной и светской власти: калифы, шейх-уль-исламы, сохранившиеся под тем или иным именованием и в современных исламистских государствах. При этом доминировала всегда светская власть. Науки и искусства были под непосредственным покровительством просвещенных калифов (аналогичные явления были редкостью в христианском мире). Были, видимо, еретические движения (мутакаллимы), которые занимались философией и наукой вне официальной религии, но они особого развития не получили. Поэтому, когда калифы перестали быть просвещенными, культура оказалась лишенной всякой поддержки и, если и сохранила некоторое развитие, то исключительно в области техники, преимущественно военной: говорят, турецкие луки могли посылать стрелы на дистанцию в 500 метров, то есть значительно превосходили по дальнобойности первые ружья (всего на 50 метров). В мусульманских государствах среди духовенства возобладали антикультурные тенденции, подобные тем, которые в христианстве двигали Кириллом Александрийским[122] и многими другими противниками всякой «эллинской премудрости», что и привело к трагической судьбе Улугбека, выдающегося астронома Самарканда. Культура падала, падала и экономика, но, видимо, в конце концов остановилась на некотором неважном, но сносном уровне.

Мусульманская религия, сыграв отрицательную роль в поддержке мусульманского империализма и в преследовании культуры и свободы, сыграла положительную роль, добившись стабилизации бытовой морали на уровне, превосходящем таковой у христиан. Но она не могла приостановить падения воинственности и патриотизма, свойственных исламу в период его расцвета. Великие мусульманские государства, некогда завоевавшие обширные пространства, делались жертвой совершенно мизерных армий завоевателей: вспомним хотя бы завоевание русскими Средней Азии. По малости жертв со стороны завоевателей и по готовности туземцев помогать временами русским (жители Хивы, как говорят, помогали русским солдатам взбираться на стену, спуская им веревки) это «завоевание» скорее походило на присоединение страны отнюдь не против воли населения[123].

Отрицание рабства и смертной казни возникло, кажется, только на христианской почве. Мечты о справедливом социальном строе восходят к идеям Града Божьего Августина, и первыми выразителями этого идеала были доминиканец Фома Кампанелла и ревностный католик Томас Мор, сложивший голову на плахе за верность католическим принципам. В то время как наука в исламе не имела органической связи с духовенством, в христианстве ее развивали монахи и клирики под покровительством ряда просвещенных пап, пока не пришло время отрезать пуповину, связывающую развивающуюся науку с клерикальными и полуклерикальными организациями. До нового времени практически все выдающиеся общественные движения (Реформация, Английская революция, Американская революция, движение анабаптистов вплоть до восстания тайпинов в Китае), ставившие определенные прогрессивные цели, шли под христианскими знаменами. Великая Французская революция, отказавшись от христианских лозунгов, сохранила верность идеализму, идейно родственному христианству. Насколько мне известно, в мусульманском мире было много политических переворотов, но не было переворотов, ставивших перед собой социальные цели.

Вот в этом отсутствии духа свободы, отсутствии долгой идейной традиции, независимой от светской власти, стремлении к ограниченным целям я вижу основную причину падения мусульманских цивилизаций. Тут мы имеем полное сходство с Римской империей: римляне могли бы быть наследниками великого эллинского духа, но они промотали великое наследство, сохранив от него лишь материалистические и узко практические направления. Варвары не разрушили Римскую империю: они – только метла истории, выметшая накопившийся римский мусор.

Возвратимся к разговору Натана с Саладином и постараемся вложить в уста Натана такие слова, которые мудрый еврей мог бы произнести, если бы он мог предвидеть будущую историю.

«Великий Саладин, притча с кольцами показывает, что отличить подлинную ценность от фальшивой может только практика и судить о достоинствах религий можно только по плодам религий: по тому, как ведут себя адепты той или иной религии. Но воздержимся от окончательного суждения. Суд истории может быть нелицеприятен, но он обладает несколько неприятным свойством: бесчисленным количеством кассационных инстанций. Первый критерий практики: победа. „Наше дело правое – мы победили“. Справедливость торжествует. Но этот критерий не дает возможности решить вопрос о преимуществе магометанской и христианской религий. Когда-то великий калиф (Омар[124]? А. Л.) завоевал Иерусалим: очевидно, он был прав. Но с первым Крестовым походом пришли христиане-франки, овладели Иерусалимом и создали христианское королевство. Значит, христианство право? Но вот пришел ты, Саладин, и выгнал христиан из Иерусалима. Ислам прав? Но вот пришел безбожный Фридрих II Гогенштауфен[125] и на короткий срок (так как папа не захотел поддержать безбожника) вновь овладел Иерусалимом: значит, атеизм прав? Но мусульмане снова овладевают Иерусалимом, и на долгий срок.

Опять ислам прав? Но чудится мне, что мой народ-страдалец когда-нибудь вновь вернется в свою землю обетованную, землю, в подлинном смысле слова священную и для иудеев, и для христиан, так как именно с этой землей связано нарождение того духа, который составляет ценнейшее духовное наследие и иудеев, и христиан. Это не просто клочок территории, который обильно поливают кровью во имя совершенно нелепого лозунга „священности и неприкосновенности каждой пяди земли“. И окруженный много превосходящими его по численности магометанскими народами (правда, в значительной степени потерявшими верность истинному мусульманскому духу) он сумел овладеть своим древним священным городом, хотя в течение двух тысячелетий в еврейском народе полностью отсутствовала сколько-нибудь квалифицированная военная традиция и организация. Принимая во внимание этот огромный гандикап, не поставить ли нам иудейскую религию на первое место?».

«Перейдем к другому критерию: бытовой морали. Здесь можно сказать, что по этому критерию мусульмане имеют право претендовать на первое место и во всяком случае превосходят католиков и православных христиан. Значит, ислам выше, по крайней мере, этих двух вероисповеданий? Я не изучал подробно Вашего Корана, но есть ли в нем такие слова: „кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень!“, „сначала вынь бревно из собственного глаза, а потом замечай сучок в глазу брата своего“, „всякий ненавидящий брата своего человекоубийца есть“, „блаженны алчущие и жаждущие правды, яко тии насытятся“, „блаженны изгнанные правды ради, яко тех есть Царствие небесное“, „блаженнее давать, нежели получать“, „поднявший меч, мечем и погибнет“, „в христианской церкви несть эллин, ни иудей, обрезание и необрезание, варвар и скиф, раб и свободный, но всяческая и во всем Христос“».

Я привел христианские изречения, потому что борьба в истории шла преимущественно между христианами и мусульманами, но и книги моего народа дают много аналогичных высказываний. Возьмем книгу, которую невежды обвиняют как образец тупого формализма и свирепой ненависти к врагам – Талмуд, в той его части, которая называется Агада. Для своего времени