Рождение Чарны. Том 1. Шпионы Асмариана - А.Д. Лотос

вспорхнули единой светящейся стайкой и вылетели в распахнутое окно. Я следил за их полетом и жалел, что не мог присоединиться к ним. Уж они-то точно видели Лик богини.

— Скажи мне, набе́ [10: На́бе — сын (мет.)], ты сделал то, что обещал мне?

— Нет, микарли. Я вам солгал.

— Я призываю тебя исполнить твое обещание и прекратить, — строго, добавив властности в голос, ответила Авия Силента. Теперь это была Воплощающая Землю, а не моя воспитательница и покровительница. — Я не буду призывать богиню в свидетели, лишь напомню тебе о слове Правителя. Данное однажды, оно должно исполняться неукоснительно.

Но разве я давал его Тогда?

Я кивнул и потупил взгляд. Нет никакой возможности спорить с той, кто заменила мать, луну и звезды.

— И не наказывай Оливию-Сантиму своей невнимательностью. Она очень страдает и скучает по тебе. Да, ваша связь — против всех правил нашего общества, она должна порицаться. Но вы уже почти муж и жена и мы на многое… Готовы закрыть глаза. А на твою свадьбу — я подарю тебе свое кольцо с изумрудом.

— Я навещу ее. И подарю обещанные подарки ее семье.

— Правильно. Это слова настоящего лиджев.

Спустя непродолжительное время Авия Силента ушла. А я, стараясь хотя бы в эту ночь не гневить богиню и микарли, пошел к берегу — ловить в банку священных бабочек альфис. И перед мысленным взором играли яркие блики, растворяющиеся в глубокой зелени изумрудного кольца.

То было лето откровений. Я видел знаки и благорасположение богини в каждом дуновении ветерка, треплющем светлые волосы, в играющих на холсте солнечных зайчиках, в пышной, томной зелени Серту́ба [11: Серту́б — название месяца, которое можно соотнести с «августом» (мет.)]. Каждый вечер я рассматривал бабочек, а они оставляли пыльцу на моих руках и стеклянных стенках своей тюрьмы. Эта внезапно нагрянувшая растворенность в природе, ее дарах и чудесах напоминала мне о первых днях влюбленности. Все тогда казалось незабываемым, новым, трогающим самые глубокие и чувственные струны. И мне довелось пережить это еще раз.

Спустя пару дней, оторвавшись от выписывания завитков чудесных черных локонов, я вспомнил об обещании, данном Авии Силенте. Наскоро отправленный в Торговый район слуга, принес какие-то симпатичные безделушки и драгоценности. Тогда же я впервые ощутил нужду. В карманах почему-то лежал песок, в ларцах было пусто — все деньги ушли на новые оттенки зеленой масляной краски, и теперь я не мог расплатиться с ювелиром. И тот дал мне украшения под честное слово Правителя. И этот инцидент неприятно хлестнул по гордости и самомнению. Ну ничего, когда они прознают о моем успехе, они сами прибегут со своими побрякушками и будут умолять взять их бесплатно!

Визит выдался кислым. Лиджи Ска́льда Гила́нджи, мать невесты, встретила меня отваром — тсе́лой [12: Тсе́ла — отвар (мет.), специальный отвар, создающийся на основе частей родового древа Правителей. Возможность попробовать ее дается только равным или самым уважаемым гостям], из красной мико́йи, их родового древа. Подарки приняла с подобающим Правительнице безразличием. Отец — лиджев Пантало́р Гила́нджи, принялся донимать крючкотворческими тонкостями брачного контракта и выпытывать размеры нашего состояния. Я не знал размеров. И никогда им не интересовался. Все, что меня сейчас заботило — оставленный дома портрет. Что если кто-то решит зайти в мастерскую? Что если кто-то увидит? И мне было неудобно, я ерзал и отвечал невпопад, до тех пор, пока лиджев Панталор, бросив неодобрительный взгляд, сам не предложил организовать встречу поверенных, лучше разбирающихся в вопросах закона и законности. Испытав невероятное облегчение, я откланялся.

Оливия поджидала у самых ворот поместья. Взволнованная и нервная, она попросила прогуляться с ней, сказала, что есть одна вещь, которую она хотела бы обсудить как можно скорее. Отодвинув рукой девушку с дороги, я запрыгнул на коня и предложил прийти сегодня вечером в гости. Тогда и поговорим. Удаляясь, я не обернулся, не увидел обиды и недоумения в глазах невесты, поджатых губ, искрящихся слезинок на кончиках ресниц. Все, что меня волновало и влекло — ожидало дома.

Ту ночь я помню так отчетливо, будто это произошло вчера.

Я работал над портретом, когда услышал тихие шаги в садике и стук в дверь. Работа настолько поглотила и удерживала внимание, что сложно оказалось выбраться из ее пут. Слуг, как и перед приходом Авии Силенты, я заблаговременно отпустил — им нечего тут делать. Как серебристый лунный луч, Оливия скользнула внутрь и нерешительно замялась у дверей. Пришлось подать ей руку и проводить в гостиную. В руках она теребила аккуратный платочек с кружевной оторочкой.

— Ты хотела о чем-то поговорить. Я слушаю, — хоть и не оставалось никаких сил, все потрачено на магию перед мольбертом, но я должен выслушать ее.

— Ариэн… Ты любишь меня? — чуть закусив губу спросила девушка, подняв робко глаза.

Что за глупые вопросы⁈

— Конечно люблю. Ты прекрасно это знаешь, — тяжесть в ногах стала невыносимой, поэтому пришлось опереться о каминную полку. На ней теперь тоже стояла банка с бабочками.

— Мне страшно, Ариэн… — Оливия продолжила комкать в руках платочек. — Родители давят на меня. Они говорят, что ты больше не заинтересован в нашем браке. Они тобой разочарованы, а я не могу их убедить, что они неправильно все поняли! Ты же знаешь, Ариэн, я вся в их власти!

Но я пропустил часть слов мимо ушей. Они мною разочарованы⁈ Какие-то Правители, какие-то глупцы, вдруг разочарованы мной, самим Избранным Богини Митары⁈ Тем, кто явит ее божественный образ всем неверным и потерявшим веру в этом гнусном, проклятом городе⁈

— И чем же они недовольны? — спросил, пряча раздражение за ухмылкой.

— Они говорят, что ты разорен и не сможешь содержать нашу семью. Что у тебя нет денег, а отец очень неохотно тебя спонсирует. Что ты не хочешь вникать в дела семейного предприятия и тогда лиджев Мариссэн Аваджо признает наследником любого из своих ублюдков, а тебя пустят по миру! — Оливия теперь прикрывала рот платочком и заметно дрожала.

— Ублюдки моего отца⁈ Да что вы несете такое, безродные⁈ — я взорвался. — Да вы знаете, кто наши предки⁈ Как вы, подлые Гиланджи, смеете произносить в адрес нашей семьи такие оскорбления!

— Ариэн, Ариэн, послушай! — Оливия встала и сделала пару шагов ко мне. Я не двигался с места и лишь грудь тяжело вздымалась. — Я ничего такого не