Красная королева - Хуан Гомес-Хурадо

И песчинок становится все больше и больше.

Женщина на ресепшене (ее зовут Меган) с головой погрузилась в чтение любовного романа. Она привыкла коротать время за чтением в мертвые часы. Хоть какой-то плюс от этой низкооплачиваемой работы.

Пальчики с идеальным маникюром стучат в стеклянную дверь. Снаружи стоит хорошо одетая улыбающаяся женщина. С приветливым лицом.

Меган без колебаний нажимает на кнопку, открывающую дверь. Такое приветливое лицо не может вызывать недоверие.

Когда женщина проходит внутрь, Меган с некоторой досадой откладывает роман в сторону. Ей не терпится узнать, помирится ли героиня с мужчиной своей жизни, несмотря на то что она принадлежит к проклятому клану, с которым воюют Мак-Кельтары. Героиня изображена на обложке спиной. Но это и не важно, ведь главная роль в этом повествовании отведена мужчине с голым торсом и в клетчатой шотландской юбке. Впечатляющие кубики пресса и мощные грудные мускулы как-то не очень вяжутся с Шотландским высокогорьем тринадцатого века, но кого это волнует, главное, что полный «Axe-эффект».

– Добрый день. Добро пожаловать в «Хастингс». Чем я могу вам помочь?

Женщина, улыбаясь, приближается к стойке ресепшена. Одну руку она держит за спиной.

Теперь, когда Меган видит ее вблизи, лицо женщины уже не кажется ей таким приветливым.

На этот раз изнеможение оказывается сильнее чувства вины. Спустя несколько минут после пробуждения от кошмара Антония вновь погружается в сон.

И из этого тяжелого, густого и липкого, как смола, сна ее вырывает телефонный звонок. За окном уже вовсю светит солнце.

– Включи телевизор, – требует Ментор.

– Какой канал?

– Любой.

И правда. С первого по пятый канал показывают одно и то же, меняются лишь лица сидящих за столом людей. Все запланированные программы были прерваны ради специального выпуска. Антонии даже не надо прислушиваться, чтобы понять, о чем речь. Хэштег вверху экрана говорит сам за себя.

– Когда это произошло? – спрашивает она, глядя на часы.

Уже начало второго.

– Полтора часа назад один баскский журналист опубликовал это на сайте своей газеты.

– И ты звонишь мне только сейчас?

– Я был на совещании со своим начальством. Ты отстранена, Скотт. Все кончено.

Антония не может поверить услышанному.

– Ты шутишь?

– Это приказ сверху.

– Но ведь у нас сейчас есть его имя. Мы знаем, кто он, и мы могли бы…

– Теперь это уже слишком опасно, – перебивает ее Ментор. – И есть кое-что еще, Скотт. Этот журналист…

Антония видит его на одном из каналов: он сидит за столом среди таких же невежественных и горластых болтунов, как он сам. Предпенсионник с грязными волосами, собранными в хвост. Антония тут же его узнает.

Это он поприветствовал вчера Джона на улице Серрано. Той самой улыбкой.

Glas wen.

На валлийском языке это значит «синяя улыбка». Злорадная усмешка при виде страданий врага.

– …судя по всему, этот журналист увидел инспектора Гутьерреса по телевизору после вашей гонки по М-50. Он также был одним из тех, кто вещал о деле, связанном с сутенером.

– Он преследовал Джона, – шепчет Антония.

– Видимо, он почувствовал, что что-то тут не так. И судя по всему, договорился с Паррой об эксклюзивном репортаже. Такое вполне может быть.

– Это ты во все это его втянул, – говорит Антония.

– Я же тебе объяснял, что Гутьеррес сам…

– Ты втянул в это Джона. Ты вечно находишь себе марионеток со сломаной ногой. Ты, Ментор. Это ты во всем виноват.

– Можешь обвинять меня сколько угодно. Только вот предпринимать ничего не надо.

– Осталось семнадцать часов!

– Теперь это дело полиции, Скотт. Это приказ. Не вмешивайся.

– А как же Карла Ортис?

– Еще будут другие сражения, Скотт. Так что успокойся.

Ментор вешает трубку.

Железная логика. Пожертвовать слоном, чтобы продолжить игру. Потому что главное – остаться в игре. Пожертвовать одной жизнью сегодня, чтобы завтра, возможно, спасти сотню. Как в той старинной притче про шахматы. Одно зернышко на первую клетку, два на вторую, четыре на третью. А на последнюю несчетное количество.

Скажи это Карле Ортис, скажи это ее сыну.

Раздается стук в дверь.

Антония уже знает, кто там.

Она долго не подходит. Бурлящая внутри нее ярость так и просится наружу. А за дверью как раз штопор.

Наконец Антония приближается к двери, но вместо того, чтобы открыть, запирает ее на защелку.

– Я не хочу с тобой разговаривать, – говорит она.

Антония чувствует, что Джон всем своим весом навалился на деревянную дверь.

– Я собирался все тебе рассказать, – говорит он, и в его надтреснутом голосе слышится скорбь. – Но не нашел подходящего момента.

– Мы просидели в кафе на улице Седасерос три часа одиннадцать минут. Ни словом не обменявшись. Так что, по-моему, у тебя был подходящий момент.

– Мне было страшно. И стыдно.

И тут Антония взрывается. Обрушивает на него несправедливый гнев.

– Только вот твой страх и твой стыд убили Карлу Ортис.

Она хочет сделать ему больно. Хочет перебросить свою боль на него.

И у нее получается.

Правда, ее боль, конечно, не исчезает, а напротив, лишь усиливается.

Джон больше не наваливается на дверь.

По ту сторону молчание. Долгое молчание.

Вдруг у ее ног раздается какой-то шорох. Джон что-то протолкнул под дверь.

Это ее металлическая коробочка с капсулами.

Антония опускается на пол. Берет коробочку и с силой сжимает ее в кулаке. Пытается заплакать.

Но у нее не получается.

Спустя десять-двенадцать минут, когда Антония все еще сидит на полу, пытаясь прийти в себя, в палату снова стучат. Думая, что это вернулся Джон, она мгновенно вскакивает, поворачивает защелку и распахивает дверь.