Смутные годы - Валерий Игнатьевич Туринов

был невысокого роста, плотный, с едва заметными тонкими усиками. По бегающему взгляду его глаз Димитрий догадался, что он пришёл неспроста к нему.

«Метит в отцово место!.. Кто-то научил!»

– Ата толкуй: король большой государь, самый сильный! Он взял Москву! Король добрый, пойдём к нему, поклонимся! Он даст волостки! Касимов мал-мала городок! Король даст Арзамас! Тебе – Келмаметка! Моя не хочет король! Келмаметка тебе дал шерть! – поклонился Келмаметка ему, чтобы скрыть выступивший на лице пот.

И Димитрий понял, что тот боится: и его, и отца. И чтобы рассеять у малого страх, он, подбадривая, улыбнулся ему:

– Хорошо, хорошо, Келмаметка! Кто ещё на изменном деле? Бояре? Кто, кто?!

– Ата болтай мал-мала! Кому болтай – моя не знает!..

– Хорошо, Келмаметка, – подойдя к нему, покровительственно похлопал Димитрий его по плечу, почувствовал под рукой крепкое, налитое силой тело малого.

«Славного воина вырастил Урмаметка!» – подумал он.

– Теперь у меня будешь служить, – пообещал он ему. – При дворе. За верность – награжу. На Москве сяду – Касимов получишь. А сейчас иди. Мы решим, как помочь твоему отцу отстать от короля. Да держи язык-то за зубами! Дознаются – плохо будет от его ближних!..

– Келмаметка не трус! – вспыхнули красные пятна на смуглом лице малого.

И Димитрий понял, что в расчёты того не входит помогать отцу. А вот держать Келмаметку в страхе перед касимовцами, за донос на отца, этим можно.

Келмаметка ушёл.

– Государь, дай я слетаю к Урмаметке! – вырвалось у Бутурлина, и в глазах у него появился всё тот же прежний, его тёмный огонёк.

– Ладно, беги! Скажи ему, государь-де велит пожаловать на загонную потеху, – недобро усмехнулся Димитрий, чувствуя, как пьянеет от одной только мысли, что должно произойти на охоте.

Михалка выбежал из палаты вслед за Келмаметкой. На двор к Ураз-Мухаммеду в татарской слободе он явился с донцами и передал ему приглашение царя быть завтра на заре у Водяных ворот.

– Как подобает по случаю! Да прихватил бы ты своих людишек, числом не более двух! Чтобы не мешаться им среди государевых!

Ураз-Мухаммед покорно наклонил голову:

– Воля государя – как воля Аллаха!

И Михалке показалось всё же, что он догадывается о том, что ждёт его на царской охоте.

* * *

Охотники выехали к месту загона и остановились на опушке леса. Вскоре вдалеке послышались крики, надрывные вопли рожков и сухое пощёлкивание трещоток загонщиков, которые шли широким фронтом через лес. И охотники, рассыпавшись цепью на опушке, приготовились, напряжённо поглядывали на чащу. Оттуда вот-вот должны были появиться звери, судя по тому, как яростно рвались с поводков собаки, которых еле удерживали егеря.

Из леса сразу и как-то неожиданно вынырнуло с десяток оленей. А впереди, путаясь у них под ногами, высыпало стадо кабанов во главе с лобастым неповоротливым секачом.

– Пускай! – крикнул Димитрий егерям.

И собаки, спущенные с поводков, бросились с громким лаем к лесу. Олени метнулись было от них назад, затем шарахнулись от криков загонщиков и понеслись вдоль кромки леса.

Трубецкой и Плещеев разделились и устремились за ними. Димитрий и его дворовый холоп Игнашка Михнев поскакали с Ураз-Мухаммедом и его телохранителями. А Михалка пристроился к ватаге Шаховского.

На месте, на опушке, остались лишь донские казаки с Бурбой.

Почти сразу же охотники и загонщики потеряли друг друга из вида.

Шаховской с холопами отбили от стада пару оленей, стали травить их собаками, врезались в гущу леса.

Михалка тут же отстал от них, развернул жеребца в ту сторону, куда только что ушёл Димитрий с касимовским царём. И он понёсся по узкой лесной дороге, ловко увёртываясь от веток, чтобы ненароком не вышибло из седла… На них он выскочил удачно. Те, преследуя оленей, мчались вдоль реки. Михалка пустился вдогон за ними.

Телохранители хана, услышав позади топот копыт, обернулись и метнули на него тревожные взгляды. Но, узнав его, они опять повернули головы в сторону несущихся впереди во весь опор Димитрия и Ураз-Мухаммеда.

И Михалка воспользовался этим моментом: он с ходу располосовал одного телохранителя.

И тут же Игнашка сшиб с коня другого.

Димитрий оглянулся, заметил это, выхватил саблю и рубанул по голове скакавшего рядом Ураз-Мухаммеда.

Тот обмяк в седле. На него сзади мигом налетел Михалка и снёс ему саблей голову.

Они спрыгнули с коней, подхватили за руки и ноги Ураз-Мухаммеда, раскачали и бросили с обрыва в воду. Туда же спихнули и трупы его телохранителей.

– Всё, живо к ним! – приказал Димитрий Михалке. – Как закричу – бей тревогу!

Они вскочили на коней и рванули в разные стороны.

Михалка как ни в чём не бывало присоединился к загонщикам Шаховского. Вскоре послышались крики Димитрия. На охотников он вылетел впереди Игнашки: без шапки, с всклокоченными волосами и красной распаренной рожей.

– Изменил, сбежал! – выпалил он, осадив коня. – Где Бурба?! За ним, догнать! Догнать!..

Охотники и загонщики сбились в кучу, началась суматоха: за беглецом подняли донских казаков.

* * *

В царские хоромы все вернулись взвинченными. Димитрий сразу же набросился на Трубецкого и Шаховского, что те вроде бы знали об этих замыслах касимовского царя, но молчали.

– Вот и домолчались!..

– А что Урмаметка задумал, так то же в его голове! – удивился напраслине Шаховской.

– Государь, уж мы-то донесли бы до тебя! – вскричал Плещеев.

Петька нагло расхохотался ему в лицо: «Ха-ха-ха! Не верь им, государь! Они все смотрят на короля! У того прибавилось поместий! Раздаст, а им-де и не достанется!»

– Кыш, Петрушка, кыш, дурак! – замахнулся на него Плещеев.

– Не трожь! – завопил Петька. – То государю в охотку!..

В разгар перебранки в палату вошёл Бурба и остановился у порога. Не поднимая глаз на Димитрия, он сообщил: «Государь, мы нашли Урмаметку… Не сбежал он. Кто-то снёс ему башку…»

– Сыскать и донести! – раздражённо закричал Димитрий на него. – А сыщешь – приведи ко мне! Иди, атаман, делай!

Бурба покорно пробормотал что-то и вышел из палаты.

После того случая с доносом Келмаметка стал жить в холопских пристройках царского терема. О том, как было дело, он сам же и проболтался. Это быстро дошло до Урусова, и он с ясаулом выследил его, когда Келмаметка возвращался к себе тёмным осенним вечерком. Урак догнал подле самых ворот царского двора знакомую приземистую фигуру и рубанул по ней саблей.

Казаки в воротах заметили его, подняли шум. Его взяли в татарской слободе, привели к Димитрию и поставили перед ним, в палате, битком набитой татарами. В тот день-то Урак и узнал, как много недругов у него среди касимовцев и арзамасцев. Были они и среди ногайцев и едисан, а что уж говорить о черемисах и башкирах. Узнал он