Обретенная любовь - Гайя Алексия

время вышло. Шесть ящиков. Они уродливые, но я все же сделал то, чего от меня требовали.

– Оставьте все на верстаках и отнесите инструменты обратно к стене, – объявляет Викинг. – Предупреждаю: если чего-то будет не хватать, никто отсюда не выйдет, пока мы не обыщем каждую дырочку.

Антон быстро убегает к стене. Мне бы очень хотелось швырнуть свой молоток ему прямо в голову, но, наверное, придется отложить этот план на будущее. Стоит подгадать более удачный момент, чтобы размазать его лицо по стене.

Парень, принимающий инструменты, забирает молоток у меня из рук.

– А гвозди где? – спрашивает он.

У тебя в заднице, осел. Я развожу руками. Я их все потратил, разве не очевидно? Он пристально смотрит на меня, а потом записывает что-то в журнал, я разворачиваюсь и застываю на месте. Антон протягивает руку за жетоном, который ему передает Викинг. Это что за чертовщина? Я подхожу ближе, и, когда равняюсь с верстаком, Викинг указывает на паршивые ящики Антона.

– Ты сегодня плохо трудился. Не поработал – жетон не получил.

Сукин сын, он забрал мои ящики! Антон с улыбкой засовывает жетон в карман. Викинг отходит к остальным. Антон, черт возьми, ты совершил очень большую ошибку. Он подмигивает.

– Хорошая работа, Доу, – скрипит он.

Гад двигается в мою сторону, чтобы обойти, но я успеваю схватить его за локоть. Иди сюда, урод! Я захватываю его руку и тяну ее к столешнице. Он настолько тупой, что позволяет мне запросто это сделать, продолжая хихикать. Давай-давай, не принимай меня всерьез!

Когда его рука натыкается на доску с двумя гвоздями, которую сам здесь оставил, он вдруг осекается. Я со всей силы давлю на его запястье, не сводя глаз с его лица. Антон не кричит, но его физиономия моментально меняет цвет. Он стоит, замерев, и я знаю почему: если его поймают на потасовке, ему будет запрещено работать.

Я мельком оглядываюсь на Викинга: он торгуется с каким-то типом, который собрал два ящика и хочет за это два жетона. Я обшариваю карманы Антона, не отпуская его запястья, и нахожу там свой жетон и еще один – на дополнительную порцию в столовой, которым он собирался воспользоваться в обед. Еда здесь, конечно, отвратительная, но после карцера я перестал быть излишне требовательным, так что пусть будет дополнительная порция, не стоит отказываться.

Антон натужно дышит, уставившись прямо на меня, по его лбу стекает пот, и я вижу, как он борется изо всех сил, чтобы не начать выкрикивать оскорбления, которые так и просятся наружу.

Я наклоняюсь к нему. В этот раз будет жаль, если слова опять не сложатся.

– Дыши, парень, это ничто по сравнению с тем, что я собираюсь сделать с тобой… – выдыхаю я и добавляю с ухмылкой: – Антон Горский.

Он сжимает зубы, и тут раздается звонок. У него не остается времени, чтобы перегруппироваться и защитить себя.

– Убираете рабочее место и на выход! – кричит Викинг.

Я ослабляю хватку, и Антон бросается выдирать гвозди, плотно вошедшие в его левую руку. Надеюсь, ты от этих гвоздей столбняк подхватишь, мерзавец.

Я делаю вид, будто прибираю банки с лаком на другом конце верстака, и, когда Викинг подходит к нам, заканчиваю очищать последнюю кисть. Антон с трудом прячет свою окровавленную руку в карман.

– Доу, на выход. Горский, прибери здесь.

Антон весь белый как снег. Я выхожу вместе с остальными парнями, и впервые за долгое время на моем лице появляется улыбка. Один из заключенных равняется со мной.

– Что он тебе сделал, этот Горский, что ты с ним так? – спрашивает он.

Это долгая история, и я бы предпочел, чтобы она со мной никогда не случалась.

Мы вновь оказываемся у решетки, ведущей в яму.

– Построились, кучка уродцев! – кричит охранник, пытаясь заставить всех замолчать.

Через мгновение рядом с охранниками вновь появляется старушка Мари и сверяет каждое имя по своему списку. Парни по очереди проходят решетку, некоторые приветствуют ее, словно она директор тюрьмы, другие благодарят, а она бросает комментарии в духе: «Ты сегодня забыл принять душ?» или «Как поживают твои дети, мой мальчик?» – мужикам, которые в шесть раз выше нее.

Когда подходит моя очередь, почти все уже рассосались, отправившись по своим делам. Викинг преграждает мне путь под руку с Антоном и подталкивает его к охранникам:

– Горский не умеет обращаться с гвоздями! Ему нужно к врачу, – сообщает он.

Я едва сдерживаю улыбку, и через мгновение трое охранников уводят его в медпункт.

– Доу, у меня для тебя кое-что есть, подожди, – говорит Мари, когда я прохожу у нее под носом.

– Мари, тебе запрещено… – начинает один из охранников.

– Не мешай мне делать свою работу, – тут же осаждает его она.

Он ворчит и толкает меня в бок. Я непроизвольно отбиваюсь от его прикосновений, но на этом наша потасовка заканчивается. Остальные парни проходят, и все разбредаются.

Мы остаемся наедине со старушкой. Она молча роется в маленькой тележке, с которой пришла сюда, и достает оттуда две смятые бумажки. Черт возьми, это же мои письма! Она передает их мне.

– Они прошли долгий путь, но добрались невредимыми, – объясняет Мари.

Дьявол, как она это провернула? Я открываю рот, но треклятые слова, как всегда, упираются и не хотят выходить. Я трясу головой. Как же, мать твою, меня это бесит!

Я наскоро жестикулирую: «Как ты их достала? Мне сказали, что они сгорели».

– Тебе соврали, мой мальчик. Джо выкрал их в Рождество, пока ты был в карцере, – тихо отвечает она.

«Джо? Кто это?» – снова показываю я жестами, вместо того чтобы просто спросить. Лицо старушки омрачается на секунду.

– Джо… Джозеф – единственный человек, которого я когда-либо любила. Помнишь, я говорила тебе, что любовь не имеет границ? Вообще-то, имеет. Но у тебя и этой львицы, приславшей тебе письмо, еще есть время: пока что никто из вас ее не пересек!

Она улыбается, но слеза так и продолжает течь по ее щеке. Я стою, как дурак, и не знаю, куда себя девать. Я сглатываю. Давай, Тиг, надо что-то сказать! Несколько секунд проходят в тишине, но я молчу, и в голове моей пустота.

– Я следовала за этим мужчиной повсюду, куда бы он ни пошел. Из Польши во Францию, потом из Парижа в Лондон, а после пересекла океан на корабле и приехала сюда за американской мечтой. Но польские демоны преследовали нас и здесь, в Нью-Йорке. И Джо решился на худшее, чтобы защитить то, что мы смогли построить… Это долгая история, и я никогда не забуду, что он сделал для нас. Я только надеялась,