Сегодня и вчера, позавчера и послезавтра - Владимир Новодворский

Она посмотрела на меня с удивлением и немного отодвинулась.

– Ты что, серьезно? Какая ерунда! Надень форму, никому и в голову не придет, по тебе и не видно. Давай, собирайся.

В комнату вбежала её подруга Надя, они вместе работают в салоне причесок, вместе заочно учатся в Институте культуры и вместе веселятся. По тому, как неуверенно Надежда держится на ногах, видно, что она уже абсолютно пьяная.

– Юра, пойдем скорее, мы уже грустим без вас, пора всем проветриться.

Не дожидаясь ответа, она исчезла. Инес встала и тоже направилась к двери. По её глазам было понятно, что она очень расстроится, если я не поеду. Похоже, приходя в жизнь, все новое и хорошее обязательно должно быть приправлено чем-то неприятным. Инес моложе Нины, это греет моё мужское самолюбие, и тоже самая веселая в компании, но Нина практически не пила, для поднятия настроения ей это не требовалось. И она никогда бы не предложила выпившему сесть за руль. Но Нина не любила сидеть у меня на коленях. Зачем я об этом думаю? Искал женщину, чтобы не жалеть всю жизнь, что потерял Нину. Думал, что нашел. Не сожалею, но сравниваю. Зачем, если мне хорошо? Она меня обидела, сделала очень больно. Трудно терять то, что любишь, но дальше было бы еще больнее – так зачем? Каждый имеет право на счастье. Когда-нибудь еще поймет, что потеряла. За все надо платить. Встаю, повязываю галстук, надеваю китель, смотрю на себя в зеркало. Сорок лет – много это или мало? Чувствую по себе, что мало, но, судя по тому, что с трудом привыкаю к новому и не люблю меняться, наверное, много.

Едем по городу. Узкие улицы, готические домики устремлены вверх. Все шумят, споря, куда лучше заехать. Заходим в какой-то отель, поднимаемся на последний этаж, в ресторан. Почти все занято, хотя уже глубокая ночь. Официант вежливо провожает к свободному столику. Рассаживаемся. Звучит музыка, Инес берет меня за руку и выводит в пространство между столиков, где танцуют.

– Ладно, не дуйся. Ты привык в своей армии, что все нельзя. Расслабься – можно.

Она обнимает меня, и мы медленно танцуем. Мои руки лежат у нее на спине, я прижимаю её к себе и чувствую в танце женщину, неравнодушную ко мне. Даже не могу объяснить, в чем это проявляется, но когда танцевал с Ниной, она либо уходила в себя, либо хороводила всех вокруг. Мне очень не хотелось повторять судьбу отца: любить без взаимности и бегать по чужим бабам. Сам-то не бегал, но и взаимности не получил. Видимо, чем больше отталкиваешь от себя что-то, тем вернее оно тебя находит.

Танец кончился.

– Давай всех бросим и побудем вдвоем.

Она потащила меня к выходу.

– Но мы же всех привезли, Ин, неудобно бросить их, не попрощавшись.

– А мне удобно. Я хочу делать то, что хочу, а сейчас я хочу тебя. Они всё равно уже все пьяные, и толку от них никакого.

Мы быстро доехали до её дома, поднялись в квартиру и нырнули к ней в комнату. У её мамы отдельная спальня, а дочка спит в детской. Мы быстро разделись и юркнули в постель. Инес включила лампу, комнату залил слабый красноватый свет. Я почувствовал себя скованно.

– Выключи свет, он мне мешает.

Она опять удивленно воззрилась на меня.

– Ты серьезно? Свет мешает тебе заниматься любовью?

Ее способность задавать такие вопросы тоже несколько обескураживала.

– Да, мешает. А разве не удобнее без света?

Она улыбнулась.

– А ты с женой никогда не занимался любовью при свете?

Мне не очень хотелось обсуждать эту тему, но я ответил:

– У нас не самый удачный опыт. Мы довольно долго жили в одной комнате с родителями, так что не до света было.

Может быть, подумалось мне, я слишком часто закрывал глаза. Поэтому мне и в голову не приходило, что при свете все иначе.

– Давай найдем компромисс, – она улыбнулась, встала, принесла свечи и зажгла их.

Форточка была открыта, и огоньки дрожали, как и очертания наших тел в их мерцании. Мы целовались, потом я не выдержал и сразу взял её, моё тело растворилось в ней, и мы помчались, как дикие кони. У Инесс на лбу выступили капельки пота, у меня взмокла спина, вдруг она застонала, и все произошло практически одновременно. Мы замерли, как будто нас выключили, и тело окутала приятная невесомость.

– Ты всегда такой в любви? – Она не двигалась, но её рука гладила мою спину.

Я не знал, какой я в любви. Опыт с Ниной показывал, что в нашей любви чего-то не хватало, и я счел, что она просто холодная женщина. Но так решил я, не знаю, что думала она. Мы так и не научились это обсуждать, а сейчас я иду по новому пути, и мы всё обсуждаем.

– Что-то не так? Тебе не понравилось?

– Нет, всё так, мне всё понравилось, даже очень. Ты никогда не ласкаешь женщину, перед тем как на неё наброситься? При твоих габаритах, – она игриво хихикнула, – можно сделать больно, ты не знал этого?

Да, неплохо узнать, что у тебя какой-то необычный размер, что поцелуи лаской не считаются и что закрывать глаза необязательно, а можно смотреть. Наверное, еще много чего можно, а я-то думал, что все придет само. Может, в Эстонии все по-другому, может, их этому как-то учат. Почему она так спокойно говорит об этом, а меня коробит, как будто это что-то плохое? Я так долго жил, уверенный, что все правильно и иначе не бывает, но ведь чувствовал же, что всё не так. Она, видимо, поняла, что я не очень готов говорить на эти темы.

– Ладно, не беспокойся. Правда, всё отлично. Ты просто как молодой необъезженный конь.

Она нежно обняла меня и предложила вздремнуть, а то скоро рассвет.

Засыпая, я продолжал думать, почему мы не могли так говорить с Ниной. Что нам такое вбили в голову, что мы оба двигались, как по рельсам, и в итоге наши пути разошлись? Мы никогда ничего не обсуждали, а ведь это так просто – всего-то сделать первый шаг. А может, дело не в этом, просто она меня не любила? Мать ведь тоже не любила отца, но они всегда были вместе. Хотя нет, отец ей изменял. Большая семья, конечно, объединяет, но это не выход. Проваливаюсь в сон, а мысли продолжают метаться, ударяясь о скалы опыта и убеждений, спотыкаясь на ошибках и разочарованиях и поднимаясь с надеждами и верой в лучшее. Оно уже пришло или ещё только начинается. Видимо, для меня наступило такое время, когда всё меняется в жизни – и работа, и женщина, и пространство, в котором это всё происходит.

Готовлю обед. Наконец-то у меня есть собственная квартира! Я так мечтала о независимости, с детства мечтала. Сначала меня держала в рамках мама, потом Юра. Не могу даже сказать, в чем эти рамки заключались, но не хватало воздуха. Меня нельзя держать! Я не рвалась к другому мужчине, хотя поклонников хватало – мне просто было интересно, интересно общение, интересны собственные проявления. Я вовсе не стремилась броситься к кому-то в объятия, но когда тебя окружает ревность, когда тебя считают собственностью, тогда невозможно жить, и начинаешь кидаться на стены. Когда получали документы о разводе, я рыдала и не могла остановиться, и Юра решил, что это я так убиваюсь из-за расставания с ним. А на самом деле мне было больно за него. Я понимала, что причиняю ему страдания. Но он ничего не хотел в себе менять, я и сама меняться не хочу и не умею. Моя сегодняшняя свобода мне дороже вчерашней уверенности в завтрашнем дне – какой смысл улучшать материальную сторону, если внутри тебя всё погибает? Скоро вернется с работы Валера. У нас нет штампа, он моложе меня, и я не знаю, почему выбрала этого мужчину. Хотя нет, не выбрала.