Литерный поезд генералиссимуса - Евгений Сухов

– Это какое-то недоразумение, – попытался освободить тот руки.

– Не дергайся… Завязано крепко… Обо все этом ты нам подробно расскажешь. Уверяю тебя, в нашем лице ты найдешь благодарных слушателей. – Подоспели автоматчики. – Давай за шкирку этого кабана и в грузовик, – распорядился старший лейтенант. – Вижу, он не особенно торопится.

Диверсанта подхватили под руки и, ломая его сопротивление чувствительными тычками, поволокли к машине.

* * *

Полковник Мишин, попивая горячий чай из жестяной кружки, слушал доклад заместителя. Странное дело, в этой местности совершенно не признавали этого напитка – предпочитали пить квас или компоты. Пили их холодными, почти колодезными, такими, что буквально ломило зубы. Чай в этих местах представлялся едва ли не экзотической редкостью. А потому местные жители поглядывали на полковника, державшего в заскорузлых крепких ладонях едва ли не раскаленную чашку, с откровенным недоумением. Заместитель Мишина пристрастия начальства понимал, потому как сам был завзятый чаевник, но из деликатности отказался от предложенного напитка и лишь иной раз поглядывал на его руки, что любовно, будто бы женщину, поглаживали металлические бока кружки.

– И как там наблюдение?

– Этой ночью ушли двое. Майор Заболотов отправился на ночное дежурство – мы проверили… А вот майор Гнедой пошел куда-то через лес. К сожалению, наблюдатели его потеряли.

– И уже утром заработала рация.

– Так точно! По нашим предположениям – шпион именно он! Я взял на себя ответственность и задержал его. Сейчас он находится в комендатуре.

– Вы его уже допросили?

– Допросили. Все отрицает.

– Приведи его сюда, я сам с ним потолкую. Эх, хорош чаек! Зря отказался.

Валерий Николаевич отпил еще один раскаленный глоток. Заместителю было известно, что пьет он чай совершенно без сахара – следовало быть настоящим ценителем, чтобы нахваливать застоявшуюся горечь.

– Только он того… в ссадинах малость.

– Перестарались, что ли, с задержанием?

– Не хотел идти, упирался. Пришлось применить силу. А такой сильный оказался, и это несмотря на худобу.

Через несколько минут два красноармейца из комендантской роты привели худощавого человека в офицерском обмундировании без погон. Судя по его лицу, досталось ему крепко. Перебитый нос распух, левый глаз основательно заплыл, оставив лишь небольшую щелочку для обзора, а правый, здоровый и оттого выглядевший невероятно огромным, посматривал зло.

– Садись, – спокойно сказал полковник, указав на стул.

Майор Гнедой сел.

– Рассказывай, к кому ходил?

– Мне не о чем рассказывать, – произнес задержанный.

– Если не расскажешь, тогда тебя придется расстрелять!

– Расстреливайте, – равнодушно вымолвил Гнедой. – Теперь мне все равно. Но скажу одно: я не диверсант, а железнодорожник, строитель. Отдайте мне команду наладить переправу через реку – и я сделаю! Прикажите проложить железную дорогу через топь – и она будет проложена!

– А ты думаешь, строитель не может быть диверсантом?

– Товарищ полковник, – вошел в кабинет заместитель, – к вам военврач капитан Климова рвется.

– Что значит – рвется? – недоуменно переспросил полковник Мишин.

– Охрана ее не пускает, объясняют, что у вас срочное дело, а она опять за свое: нужно поговорить с полковником Мишиным.

Полковник Мишин невольно пожал плечами. Капитана медицинской службы Надежду Климову он знал без малого год. Замужем за подполковником Мальковым – весьма толковый офицер, служивший в прифронтовой зоне в тыловом обеспечении. Подобная характеристика Надежде никак не подходила, он знал ее как красивую, внимательную и невероятно сдержанную женщину. Что же такого должно было произойти, чтобы она так себя повела?

– Пропустите ее, – распорядился Мишин, на какое-то время потеряв интерес к задержанному.

В кабинет ворвалась встревоженная Климова и, глянув на связанного майора Гнедого, понуро сидевшего на стуле с завязанными руками, бросилась к нему на шею и, не обращая внимания на стоявших рядом мужчин, принялась усыпать его лицо поцелуями.

– Родненький мой, миленький мой, Степанушка, живой! А я уже думала, что не успею. – По щекам молодой женщины текли слезы. – Мне как сказали, что тебя забрали в СМЕРШ, так я сразу сюда. Какое же это счастье видеть тебя живым. Прости меня!

– Надя, не нужно, ну чего ты, люди ведь кругом, – с нежностью в голосе заговорил старший лейтенант.

Вне всякого сомнения, этих двоих красивых людей связывала большая любовь.

– Что здесь происходит, товарищ капитан медицинской службы? – холодным тоном спросил полковник Мишин.

– Это я виновата во всем, меня арестуйте!

– В чем это во всем? Объясните нам толком.

– Я не могу без него… Степан никакой не диверсант. Прошлую ночь Степан провел со мной. – Нахмурившись, полковник Мишин промолчал. Заместитель вышел, как-то неловко быть свидетелем личной драмы. – Не верите? – с некоторым вызовом спросила женщина. – А хотите, я покажу следы от его поцелуев, – и, не дожидаясь согласия, принялась расстегивать ворот гимнастерки.

– Отставить! – громко произнес полковник, строго посмотрев на женщину. – Капитан Климова, держите себя в руках. И приведите себя в порядок… А то за дверьми неизвестно что подумают.

Женщина достала платок, вытерла со щек слезы и, посмотревшись в крохотное зеркальце, попыталась улыбнуться. Получилось кисловато. Ей потребовалась всего-то минута, чтобы превратиться в прежнюю, сильную и волевую женщину, каковой он знал ее прежде.

– Теперь вы мне поверили, что Степан не диверсант? – спокойным голосом спросила капитан Климова.

– Поверил, – признался полковник Мишин, – доказательства более чем убедительные. Меня, конечно, не интересуют ваши личные отношения, но в военной контрразведке не бывает мелочей. Отсюда вопрос: а муж знает о ваших отношениях с майором Гнедым?

– Нет…

– И как же это вы так?

– Я ничего не могу с собой поделать. – На какой-то миг она вновь превратилась в обычную бабу, которая искала участия и поддержки у более сильного. – Просто так получилось. У меня не было больше сил бороться со своими чувствами. Думаю, что он меня поймет… Вы не расстреляете Степана?

Полковник подошел к майору и развязал ему руки.

– За что же его расстреливать? За любовь, что ли? А ты ничего не сказал, дурень! Мы ведь могли тебя и вправду шлепнуть ни за грош! – невольно осерчал полковник. – Ты думаешь, мне охота грех на душу брать?

Поднявшись, майор Гнедой обнял плачущую от радости женщину. Глаза у обоих светилась счастьем, как если бы встреча состоялась не в кабинете начальника военной контрразведки СМЕРШ, а где-то на деревенском сеновале, вдали от людских глаз.