Элеонора Августа - Борис Вячеславович Конофальский

людей его тяготило, а думал он лишь о том, как все это быстрее закончить.

И потому юношу никак не удивило, а скорее порадовало письмо, что пришло от епископа, в котором святой отец просил его быть у себя в резиденции, которая находилась в доме купца Кёршнера.

– Еще чего! – воскликнула тетка, выхватив письмо, прочитав и передав его советнику. – Недостойно графа у всякого купчишки бывать!

– Конечно, – поддержал ее фон Эдель, дочитывая письмо. – Коли попу надо, так примем его тут, пусть сюда едет. Скорее всего, там и сам разбойник Эшбахт нас ждать будет.

– Истинно! – согласилась Гертруда фон Рахт. – Пусть епископ сам сюда едет.

А граф немного подумал и сказал:

– Нет, это я поеду к епископу.

И на все уговоры родственников лишь качал головой. Может, молодой граф и не был семи пядей во лбу, но он-то понимал, что зовет его совсем не епископ, а тот страшный человек, по желанию которого можно ненароком упасть с лошади да и помереть вдруг. И к такому человеку, коли он тебя еще добром зовет, нужно ехать.

Все, кто приехал с графом, отправились и в дом Кёршнеров. И там их прямо во дворе встретил радушный хозяин. Он был так доволен визитом графа, что не обращал внимания на раздраженные лица его близких и говорил со всей возможной почтительностью:

– Я так рад, так рад, господин граф, что вы оказали мне милость своим посещением, и вам, господа, тоже рад.

И он не врал, он действительно был польщен. Еще бы, в дому у себя он принимал знаменитого генерала, епископа графства и самого графа.

– Прошу вас, прошу вас пройти в залу. – Купец указывал гостям дорогу на лестницу. – Немедленно распоряжусь об обеде, а пока прикажу подать вина.

Граф и его свита, хоть и с недовольными физиономиями, рассаживались за длинным столом, быстроногие лакеи несли вина в красивых графинах, тарелки с сырами и иными закусками. Тетка графа и фон Эдель сели подле молодого графа так близко, словно думали его оберегать от покушений.

Да только не уберегли. Едва Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, взял в руки великолепный стакан и сделал один глоток отличного вина, как появился высокий и красивый молодой офицер с изуродованной щекой и сказал ему с поклоном:

– Господин граф, его преосвященство ждет вас.

Граф кивнул и встал.

– Мы пойдем тоже! – воскликнула Гертруда фон Рахт и стала вылезать из-за стола так быстро и неуклюже, что опрокинула свой бокал с в ином.

За ней поднялся фон Эдель и стали подниматься другие господа из свиты, но тут молодой офицер со шрамом на лице вдруг повернулся и звонко, а может, даже и резко сказал:

– Епископ ждет только господина графа, иных господ прошу остаться на своих местах.

Проорал, словно солдатам команду отдал! Господа и застыли все на своих местах, лишь неустрашимые тетя графа и старый его советник шли за молодым человеком. И то лишь до двери, там, пропустив графа в дверь, офицер сам за ним не пошел, а закрыл дверь и встал подле нее.

– Что такое?! – воскликнула Гертруда фон Рахт. – Немедленно пропустите меня, я доверенное лицо графа.

В ответ на это молодой офицер лишь нагло ухмыльнулся и ответил, не отходя от двери:

– Человеку, что идет к попу, доверенные лица не надобны. Прошу вас, добрая госпожа, вернитесь на свое место.

Больше никто, даже фон Эдель, ничего не говорил и госпожу фон Рахт не поддерживал, посему бойкая дама вернулась на место и лишь злобно глядела на молодого офицера, который так и стоял у двери.

А графа за дверью низкими поклонами встретили два молодых господина, а после препроводили его в очень светлую от солнца большую комнату, где его ждали всего два человека: скромный в своем нищенстве епископ Малена отец Бартоломей и роскошный, в синих шелках и синем бархате, кавалер Фолькоф фон Эшбахт.

Фон Эшбахт кланялся вошедшему, как кланяются графу, а епископ подал для целования руку. И как только молодой человек прикоснулся губами к простенькому кольцу епископа, тот тотчас благословил его и покинул комнату, оставив графа и кавалера одних.

– Я рад, господин граф, что вы откликнулись и приехали, – сразу начал Волков голосом мягким и добрым. – Вижу я, что вы готовы выполнить то, о чем мы с вами уговаривались.

– Я с вами ни о чем не уговаривался… – робко начал Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален. – Вы мне и слова не дали сказать, мнения моего не слушали.

«А, значит, ты не хочешь быть соучастником, ты вроде может даже и против был… не хотел становиться графом. Что ж, хорошо, пусть так и будет…»

– Тем не менее вы теперь граф, в землях здешних второй человек после его высочества, – продолжал кавалер.

– Уж не своей волей, видит Бог.

– Как вам будет угодно, – продолжал Волков все так же ласково, – ну а мне будет угодно получить то, что по праву принадлежит моей сестре.

– Вы про поместье? – уточнил молодой человек.

– Да, я про поместье Грюнефельде, что было вписано во вдовий ценз моей сестры, когда она выходила замуж за вашего отца, восьмого графа Малена.

– Моя семья против того, чтобы отдать вам поместье. Вся моя семья против.

– Ваша семья против того, чтобы отвечать за слово, данное вашим отцом? – уточнил кавалер. – Слово рыцаря есть честь его или вашу семью это правило не касается?

И теперь его голос уже был не столь мягок. Графу сразу захотелось побыстрее закончить этот разговор, но он еще сомневался.

– Мои тетки будут браниться, если я отдам вам поместье.

– Так вы теперь граф Мален, откажите теткам от дома! Пусть убираются к себе!

– И фон Эдель тоже говорит, что нельзя отдавать Грюнефельде.

– А фон Эдель так и вовсе ваш пес, плетью его, сапогом его, пусть знает свое место! А как поместье мне передадите, так у вас больше не останется врагов, клянусь быть вашим другом, и всякого, кто в этой земле дерзнет вам перечить, уж я найду способ усмирить. Кто бы они ни были, хоть тетки ваши, хоть братья.

Молодой граф смотрел на этого большого и сильного человека и, кажется, верил ему. И, видя это, Волков продолжал:

– Вы будете графом Малена, а я стану вашим другом, и кто тогда осмелится быть нашим врагом? Разве моя дружба не стоит того, чтобы отдать одно поместье, каких у вас полдюжины или даже десяток? И при этом всякому, кто упрекнет вас, вы сможете сказать, что исполнили волю