Исчезновение Стефани Мейлер - Жоэль Диккер

Все стало легко и просто. До невероятия. Но за все приходилось платить, и не только деньгами: от меня требовалось еще больше вкладываться в работу. Чем больше я хотел дать своим обожаемым женщинам, тем больше должен был отдавать “Каналу 14” – времени, энергии, внимания.

Синтия с Дакотой проводили все лето и все теплые выходные в нашем доме в Хэмптонах. Я приезжал к ним так часто, как только мог. Я устроил себе там кабинет, откуда мог заниматься текущими делами и даже устраивать конференции по телефону.

Но чем легче становилась наша жизнь, тем ощутимее она усложнялась. Сильвия хотела, чтобы я больше времени уделял ей и семье, а не думал все время о работе, но без моей работы у нас не было бы и дома. Змея кусала себя за хвост. Наш отпуск превращался в череду упреков и сцен:

– Зачем все это, если ты приезжаешь и запираешься у себя в кабинете?

– Но мы же вместе…

– Нет, Джерри, ты здесь, но тебя нет.

И на пляже то же самое, и в ресторане. Иногда, уходя на пробежку, я добегал до домика, где когда-то был семейный пансион. Теперь хозяйка умерла, и он был заколочен. Я смотрел на милый дощатый домик и мечтал о нашем прежнем отдыхе, таком скромном, коротком, но таком чудесном. Мне бы так хотелось вернуться в то время. Но как – я не знал.

Если вы меня спросите, я скажу, что все это сделал ради жены и дочери.

Если вы спросите Синтию или Дакоту, они ответят, что все это я сделал ради себя, ради своего эго, ради своей одержимости работой.

Но какая разница, кто виноват; важно, что со временем магия Орфеа действовать перестала. Наша любовь, наша семья больше здесь не возрождались, не становились крепче. Наоборот, отдых в Орфеа вносил еще больший разлад.

А потом все рухнуло.

Весной 2013 года произошли события, из-за которых нам пришлось продать дом в Орфеа.

Вторник, 15 июля 2014 года

11 дней до открытия фестиваля

Объявление, обнаруженное в газете университета Нотр-Дам, не позволило нам найти человека, который его поместил. У сотрудницы редакции, отвечавшей за рекламу, не было о нем никаких сведений: объявление было зарегистрировано в приемной и оплачено наличными. Абсолютная загадка. Зато сотрудница нашла в архиве то же объявление, данное ровно год назад. И еще год назад. Оно появлялось в каждом осеннем выпуске.

– Что такое особенное происходит осенью? – спросил я.

– Самый популярный выпуск, все возвращаются с каникул, – объяснила сотрудница.

У Дерека возникла гипотеза: осенью появляются новые студенты, а значит, потенциальные кандидаты, способные написать столь желанную для заказчика книгу.

– На его месте, – заявил Дерек, – я бы не ограничивался одним изданием, давал бы объявление и в другие газеты.

Мы позвонили в редакции еще нескольких изданий, выходивших на филфаках нью-йоркских университетов, и проверили это предположение. Оказалось, что аналогичное объявление появлялось в каждом осеннем номере уже много лет. Но тот, кто его давал, не оставил никаких следов.

Мы знали про него только то, что это был мужчина, что он находился в 1994 году в Орфеа, что он обладал информацией, позволяющей считать Тенненбаума невиновным в убийстве, что он полагал ситуацию весьма серьезной и хотел изложить ее в книге, но не мог написать эту книгу сам. Последнее было самым странным. Дерек стал размышлять вслух:

– Кто хотел бы писать, но не может писать? До такой степени, что безуспешно ищет кого-нибудь вместо себя и годами дает объявления в студенческие издания?

Анна написала черным фломастером на магнитной доске фразу, достойную загадки фиванского сфинкса:

За неимением лучшего нам оставалось снова копаться в статьях “Орфеа кроникл”; мы прошерстили уже большую их часть, но без особого успеха. Вдруг Дерек завозился и обвел красным абзац в одной из статей. Вид у него был недоверчивый, и нам стало интересно.

– Нашел что-то? – спросила Анна.

– Послушайте-ка, – произнес он с сомнением в голосе, держа в руках ксерокопию. – Статья вышла в “Орфеа кроникл” 2 августа 1994 года. И в ней написано: “Источник в полиции сообщает, что в деле появился третий свидетель. Его показания могут оказаться решающими для полиции, которая на данный момент не обладает почти никакими сведениями”.

– Это еще что такое? – удивился я. – Третий свидетель? У нас было два свидетеля, жители квартала.

– А то я сам не знаю, Джесси. – Дерек, казалось, был удивлен не меньше.

Анна немедленно связалась с Майклом Бердом. Про свидетеля он ничего не знал, но напомнил, что с момента убийства прошло всего три дня и по городу ходили самые невероятные слухи. Спросить у автора публикации, к сожалению, уже невозможно, он умер десять лет назад, но Майкл уточнил, что “источник в полиции” – это наверняка шеф Гулливер, который всегда любил болтать языком.

Гулливера на месте не было. Вернувшись, он зашел к нам в кабинет Анны. Я объяснил, что мы обнаружили упоминание третьего свидетеля, и он тут же назвал его имя:

– А, это Марти Коннорс. Он тогда работал на заправке возле Пенфилд-кресент.

– Почему мы о нем ни разу не слышали?

– Потому что мы проверили его свидетельство, это ерунда.

– Мы бы предпочли судить сами, – заметил я.

– Знаете, тогда таких свидетелей были десятки. Мы все досконально проверяли, прежде чем передавать вам. Люди звонили бог знает с какими пустяками: ощущали чье-то присутствие, слышали странный шум, видели летающую тарелку. Всякие такие глупости. Приходилось сильно фильтровать, иначе мы бы вас завалили с головой. Но работали мы со всей тщательностью.

– Не сомневаюсь. Вы его сами допрашивали?

– Нет. Забыл, кто именно.

Уже на пороге кабинета Гулливер вдруг остановился и произнес:

– Однорукий.

Мы втроем уставились на него.

– Вы о чем, шеф? – спросил я.

– У вас тут на доске написано: “Хочу писать, но не могу писать. Кто я?” Ответ: однорукий.

– Спасибо, шеф.

Мы позвонили на заправку, про которую говорил Гулливер. Она была на месте. И, на наше счастье, Марти Коннорс по-прежнему там работал, как и двадцать лет назад.

– Марти – ночной заправщик, – сообщила нам служащая, снявшая трубку. – Он выходит на смену в двадцать три ноль-ноль.

– А сегодня вечером он работает?

– Да. Если хотите, я могу ему передать, что вы звонили.

– Нет, спасибо большое. Я сам заеду.

* * *

Тот, кому нужно попасть из Манхэттена в Хэмптоны как можно быстрее, летит по воздуху. С вертолетной площадки на южной оконечности острова можно добраться из Нью-Йорка в любой город Лонг-Айленда за двадцать минут.