Все оттенки ночи. Страшные и мистические истории из переулков - Анна Александровна Сешт

class="p1">Она задвинула дверь так, чтоб щели почти не осталось, и вытащила из сумочки косметичку. Вот правильно Вика взяла с собой сумку целиком! Из косметички пахло пудрой и сладкими духами. Тушь, тени, помада. Вика перебирала пальцами гладкие коробочки-флакончики и не могла решиться. У неё не слишком удачно получалось всем этим пользоваться.

Но зеркало на двери, большое и насмешливое, решиться помогло. Кому понравится эта бледная моль? Или даже не так: эта моль бледная!

Поезд ехал совсем медленно. Вика удивлённо посмотрела в окно. Ни домов, ни дорог – ничего, чтобы догадаться, что станция близко.

Прозрачная помада легла на губы ровно, а тушь налипла на ресницы мохнатыми комочками. Получились лапки паука какие-то, а не ресницы! Но всё-таки глаза стали ярче, и появилось в них что-то взрослое. Загадочное, что ли?

Пока Вика пыталась справиться и привыкнуть к своему нарисованному лицу, вагон качался и вяло тянулся вперёд, а никакой станции всё не было.

Лицо Вике скорее нравилось.

Вот только комочки туши были ни к чему. Она взяла салфетку и осторожно попыталась их снять, но те держались крепко. Вике показалось, что они прилипли к ресницам намертво.

На салфетке остались чёрные полосы. Вика скомкала салфетку и подумала, что неплохо бы её тоже выбросить. Вместе с не получившимся портретом. Интересно, куда его унесло? Эта мысль была не про рисунок, конечно, а про хозяина купе.

Вика ещё раз посмотрела на себя, вынула ключик от двери и вышла. Ключ скользнул в левый карман, салфетка с чёрными полосками – в правый. А она пошла мимо полуоткрытых купейных дверей в хвост вагона.

Она видела, что Артур уходил в ту сторону.

В главной части вагона Вике никто не встретился. Она дёрнула дверь и вышла в тамбур.

Тот, чей портрет у неё сегодня не получился, лежал на вонючем резиновом коврике. Чёрные волосы, белое лицо, синяя тень наискосок лба и маленькая алая дырка над верхним карманом. Как будто туда ударила пропитанная киноварью горошина.

* * *

Вика оттолкнула рюмку с корвалолом.

– Не надо мне! – всхлипнула и икнула. – Этого вашего.

Ей вдруг пришло в голову, что она действительно вела себя как ненормальная. Выла, размазывала по лицу слёзы, требовала, чтобы сейчас же, немедленно позвонили в полицию.

А кто бы стал звонить и зачем?

Нет, когда она ворвалась в купе проводницы и прохрипела, что в тамбуре убили человека, проводница сама взвыла. Вика видела, как за одно мгновенье у неё посерело лицо, а накрашенные глаза и губы превратились в нелепые яркие пятна.

Но эта серая проводница, тяжело переваливаясь, отправилась в хвост вагона, так никого и не вызвав.

– Почему вы не звоните? – пискнула Вика.

– Сейчас, – ответила проводница, – назвонимся ещё.

И первой вышла в тамбур.

Вика боялась даже смотреть туда. А проводница, не сказав ни слова, захлопала межвагонными дверями. Это Вика услышала, и это было понятным. Но потом проводница хмыкнула и заговорила басом.

– Люсянь, ты чего тут шаришься?

Вика от неожиданности прикусила язык и всё-таки выглянула в тамбур. Вонючий резиновый коврик лежал на месте. А парня с пятном-горошиной на рубашке не было.

Проводница стояла, зажатая в углу усатым дядькой. Дядька был ничего себе – высокий, накачанный, в тёмной форменной куртке и мятых штанах.

– Да девчонка, пассажирка, то ли сон увидела, то ли накурилась чего, – сказала проводница Люсяня и вывернулась из волосатых лапищ.

И так это прозвучало весело, даже задорно, что сразу стало понятно: плевать ей на Вику и её сны.

И тут Вику прорвало. Она взвыла и бросилась на Люсяню – то ли ударить, то ли сорвать, прицепленную к поясу рацию.

Конечно, ей не позволили сделать ни того, ни другого. Её даже не сдали в полицию, а накапали корвалола в проводницком купе.

– Ну почему вы не проверили? – спросила Вика почти ровным голосом. – У вас же пассажир пропал!

Она решила, что если будет разговаривать спокойно и рассуждать вслух логично, может быть, её послушают.

– Да никуда он не пропал, – грустно ответила Люсяня. – У него билет был до Оселья. Сошёл себе, да и все дела.

– До какого Оселья?

– Ну последняя стоянка была, две минуты. Недавно совсем. Сама подумай: если что с пассажиром не то, в купе бы вещи остались. А там чисто-пустенько.

* * *

Дорога и камни – вот всё, о чём Артур будет размышлять сейчас. О дороге – чтобы не заблудиться, о камнях – чтобы не сломать ногу.

В этих местах даже поздней весной темнеет неприлично рано. Вот сколько сейчас – половина девятого? А света едва хватает, чтобы не спотыкаться. Кстати, интересные камешки попадаются!

Артур остановился и поднял синеватый осколок с острыми краями. Кромки зазубренные, чуть пальцы не режут. Край тёмный, к сердцевине светлее, но не ровно, а полосами. Одна полоса узкая, за ней пошире, потом совсем широкая, а дальше опять – волосяная. И в самом центре – жирное пятно, то ли клякса, то ли паук с мохнатыми лапами.

Артур коснулся ногтем волосяной линии, почувствовал лёгкий щелчок (как будто кто-то невидимый разрядил в него батарейку) и замер.

В голове застучало, громко и часто. Артур даже не удивился. Он знал, что это. Внутренний метроном, отсчитывающий оставшееся время.

Усилием воли Артур отодвинул навязчивый звук на второй план и попытался просто рассуждать.

Он видел этот камень, ещё когда тот не был осколком, а сливался в единый мозаичный узор с другими такими же. И видел там, откуда его никто не мог бы унести.

Значит, всё-таки кто-то сумел? Но как? И главное – зачем? Они же работают только все вместе, а по одному превращаются в бесполезные безделушки.

Артур поднёс осколок совсем близко к глазам. Осмотрел со всех сторон, понюхал зазубренный край. От него едва уловимо тянуло жжёной резиной и чем-то приторно-сладким.

Нет, ничего он не перепутал. Камень с той самой мозаики того самого экрана.

Смотаться, что ли, до Оселья – глянуть, кто там сошёл с ума, разворотил рабочий экран? Хотя Артуру-то какая разница? Тот, кто сидит там, ему не друг и не родственник. Артур всерьёз подозревал, что даже если его начнут убивать, никто не вмешается. Кнопочками пощёлкают, сигнал передадут, да и перережут сюжетную линию. Кончился герой – и сюжету конец.

Любопытно, конечно, посмотреть, как они там будут выкручиваться без рабочего экрана. Хотя они выкрутятся, Артура не спросят. И никого не спросят. А тому, кто разбил экран, не позавидуешь. Ну и что, что он досюда добежал? Всё равно ведь