Четвертый принц - Екатерина Бакулина

Слуги, кажется, уже тартахенские, те, что были в лагере. Как только закончились бои во дворце, их прислали сюда, помогать своему принцу.

– Заберите, и принесите вина, покрепче, – сказала Хена. – И что-нибудь поесть… если найдете…

Рейнардо дошел с трудом, чуть не споткнувшись на пороге. Тяжело упал в кресло.

От него невыносимо несло гарью и чем-то тошнотворным, до головокружения. Весь в черной копоти, лицо в грязных разводах, волосы слиплись.

– Тебе надо поспать, – сказала Хена.

Он мотнул головой.

– Не хочу. Я, вряд ли вообще смогу спать теперь…

Невыносимо устало.

На это было больно смотреть.

– Вы все закончили, да? Там, в подземельях…

– Да, – глухо сказал он. – Все сожгли. Все… Там ничего не осталось. Я чудовище, Хена.

Глухо и почти безразлично.

– Наро…

– Не надо, – сказал он. – Я знаю, что иначе было нельзя и ни о чем не жалею. Если потребовалось бы, я сделал бы все это снова. Но я чудовище все равно. Если дядя или братья пошлют кого-то тихо прирезать меня ночью, я пойму их…

Он сидел, глядя перед собой.

Слуги принесли кувшинчик. Хена налила в два бокала, попробовала… кислое пойло… но не важно сейчас. Один бокал протянула Рейнардо.

– На, выпей.

Он вздрогнул. Потом потянулся, взял. На руках тоже засохшая кровь.

Ему бы хоть умыться, переодеться… но даже на это сил не осталось.

Весь бокал выпил словно воду, залпом.

Протянул Хене снова. Она, не торопясь, налила.

– Ты говоришь о том, что было сейчас внизу? – спросила она осторожно.

– Я говорю о всем том, что было сегодня. Бокал давай.

Хена отдала ему. Он выпил снова. Ничего, сегодня нужно прийти в себя.

– Мы победили, это главное, – сказала она.

– Победили… – он криво ухмыльнулся. – Да, мы победили сегодня, – тяжело вздохнул. – Я даже понимаю, что будь все иначе, могло погибнуть куда больше людей. Если бы все затянулось… Но все равно, я не понимаю, как смогу жить с этим.

О людях, разорванных магией в пыль? О том, что видел в подземельях? Если Аристидес ставил опыты над живыми и мертвыми, то там… Лучше не знать, наверно.

Рейнардо пришло убивать. Но это ведь не первый раз для него, не первый бой… Но, наверно, впервые так близко и так… Сегодня все иначе.

Он сидел, слепо глядя прямо перед собой. Весь где-то не здесь…

Наверно, действительно, лучшее, что можно сделать сегодня – напиться до беспамятства, вырубиться… поспать. Потому что иначе уснуть не выйдет, а без этого тоже ничего не решить.

Он пил.

И начал говорить, только прикончив первый кувшинчик.

Но потом было уже не остановить. Нужно выговориться, разделить это с кем-нибудь, для одного – слишком тяжелая ноша.

– Те люди, которые пошли со мной утром… – говорил он. – Они ведь знали, что им не уцелеть. Мы все знали. Но они пошли все равно. Потому что идти мне одному слишком опасно, я могу не добраться, меня могли убить… а если не доберусь до стен я, то и весь наш штурм не имеет смысла. Они знали, Хена! Но все равно.

Отчаянье в голосе. Ужас. Боль и тоска.

– Когда солдаты под градом стрел бросаются на стены, – сказала Хена, – они так же понимают, что скорее всего умрут. Те, кто идет впереди – почти наверняка. Но иначе не выйдет. Это цена победы.

– Цена победы… – горькая ирония. Ему сложно принять это. – Неправильно, что один человек может такое… Я не могу… Хена, ты ведь видела, что творилось тут?

– А ты видел, Наро, что происходит с людьми после трех месяцев осады? Не здесь. Мне довелось в Мерхе, шесть лет назад. У нас закончилась еда, воды на всех не хватало, выскребли все закрома дочиста, переловили всех крыс, собак, я уж не говорю про лошадей. Люди умирали каждый день, но хоронить было негде, да и сил ни у кого уже не осталось. А солнце палило… распухшие на жаре тела, вонь и мухи… Поверь, Наро, лучше сразу.

Он только качал головой.

Чужой опыт никак не поможет. Все нужно пережить самому.

Он сделал все, что от него требовалось, смог, выдержал до конца. А теперь вот накрыло.

– Лучше бы ничего этого не было.

– Лучше, – согласилась Хена.

Не доводить до войны. Но если уж дошло, то нужно драться.

Рейнардо говорил, рассказывал… и даже у Хены от этих рассказов начинали шевелиться волосы на голове. Она повидала многое, но можно ли привыкнуть? Только смириться.

Такова цена. Война есть война.

Она слушала. Потом заставила его сесть на пол. Идти в кровать он не хотел, а пока сидел в кресле – невозможно было сесть рядом и обнять. Потом, кое-как, заставила его стащить доспехи. И сапоги.

Потом он рыдал у нее на плече, она гладила его волосы…

Сколько он выпил – Хена и сама сбилась со счета. Не важно.

Много. Слишком много. Потому что потом его рвало, просто безумно, Хена притащила тазик и сидела рядом, пока все не улеглось.

Уже потом, когда силы у него закончились окончательно, смогла оттащить на кровать. И сама упасть рядом. Это был очень тяжелый день, но потом… О том, что будет потом, они будут думать завтра.

* * *

– Рейнардо! Вставай!

Бодрый голос Гальярдо разбудил их утром.

Одетый как на парад, в сопровождении крепких парней.

– Алехандра, отойдите!

Хена едва успела отскочить, еще толком не поняв, что происходит, спросонья, как на кровать опрокинули ведро ледяной воды.

– Да вы с ума сошли! – вскрикнула она. – Да что вам надо!

Рейнардо только слабо шевельнулся, разбудить его после вчерашнего – непросто.

– Там собираются люди, – сказал Гальярдо. – Если этот парень собирается удержать власть, то ему стоит выйти и хотя бы помахать им, показаться. Лучше, конечно, сказать пару слов. Если, конечно, он в состоянии разговаривать. Но выйти надо. Потом мы вернем его обратно, пусть спит дальше.

– Он не может, вы не понимаете…

Это казалось так дико, что у Хены не было слов.

– Это вы не понимаете, Алехандра. Правитель должен быть со своим народом в горе и в радости, это его долг. Мы победили. И если хотим, чтобы Рейнардо остался правителем здесь, он должен выйти к людям. Иначе потом его не примут, как подобает. Будет сложнее. Не волнуйтесь, он крепкий парень, куда крепче, чем кажется… но вы знаете, наверно. Мы сейчас его поднимем.

Гальярдо дал команду своим парням, и Рейнардо вытащили из постели, еще разок окатили водой, потащили отмывать от вчерашней грязи, и приводить в чувства.