Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

грязное, во взгляде и чистое презрение.

Полководец был возмущён, разъярённый мозг не мог найти пути, чтобы прогнать её, а сама девушка, видя его ярость, улыбалась ей в лицо, как он её и учил.

Это дочь полководца, почти всю жизнь провела рядом с отцом, кроме последнего года. Никто его не знал лучше, чем она, но она желала не знать!

–Данучи, – ответил художник.

–Ты остался без рук! – начала она бесцеремонно. – Думаю, тебе не помешают лишние руки. Тебя бы я поберегла…

Сарказм в последней фразе, но художнику понравилось, ведь все, кто вокруг, такого не посмеют…

–Это моя дочь, – вставил своё слово полководец, чем вызвал гнев на лице Анастасии, ведь теперь художник смотрел иначе на неё.

–Почему же раньше я её не видел? – бестактно и бесстрастно спросил Данучи, не скрывая подозрения, обратившись к полководцу так, словно Анастасии здесь нет.

–Потому что я присоединилась к моему любимому отцу, когда ты убил душу города! – ответила с вызовом девушка, но дрогнул не художник, а полководец, не успевший раскрыть рот.

«Как она поняла, что убита душа города?», – вопрос родился у обоих, но не сорвался с языка.

–Данучи – лучший воин, – ответил ей отец. – Ему не нужна нянька! Он сам способен…

–Отнюдь, – прервал его слова художник. – Мне очень нужна нянька и нужен воин, способный защитить меня, которому бы я доверил мой меч во время боя…

–Нет, – с ужасом в голосе прошептал полководец, но был не услышан.

Это слово исходило и от Арлстау, и от Иллиана, но оба невидимы для неё. Оба в этой истории сопереживали Анастасии.

–Я согласна, – ответила она, немедля словом.

И делом не помедлила, подошла к художнику и протянула руку, чтобы вытащить меч из ножен, но Данучи остановил её жестом беспалой руки.

–Ещё не время, – сказал он тихо, и все здесь знали, что время придёт…

С этого момента его пребывание здесь украшено бдительным взглядом двух очаровательных девушек, одна из которых невидима ни для кого, кроме него и Арлстау, а другая стала хранителем кисти и бумаги, будущим покорителем меча, внутри которого душа войны.

Для чего Анастасия оказалась нужной художнику? Потому что она дочь полководца, а он ему враг. Она, всего лишь, козырь для Данучи, который можно швырнуть в лицо полководца в подходящий момент! Она – второй ферзь на поле боя. Привыкать к ней не хотелось, ведь в любой момент придётся использовать – как инструмент, а не, как человека.

И раздражение, и умиление, и гнев, и радость он испытал к ней лишь за первую встречу, а к следующему дню список эмоций оказался шире, но и это ещё не будоражило сердце!

Другая девушка не уходила, ещё не бросила художника, как когда-то давно, но и слов молвить не желала – не мешала ему быть с Анастасией наедине, хоть и ревновала, и Данучи её безмолвию не противился.

Солнце пекло его спину уже несколько часов, он сидел у деревьев и смотрел в кусок зеркала, в котором только что увидел сморщенное лицо старика. Ещё одно наказание прикатилось сквозь коридоры времени. Раньше он видел себя таким, каким видели люди – молодые глаза, молодое лицо. Для всех он выглядел молодо, а от зеркала истину скрыть не всегда получается…

Да и сам Данучи понимал, что стар – с временем не стал шутить, создал лишь иллюзию, по которой всем кажется, что он молодой.

Анастасия с утра с интересом наблюдает за ним, но со страхом ожидает момента, когда прикажет ей поднести кисть и полотно. Язык чесался. Без слов внимать на размышления художника надоедает – и лучше рано, чем поздно.

–Что ты видишь в них? – спросила она.

Данучи поморщился – будто бы нарушила его идиллию, вырвала из фантазии, и он снова вошёл в тупик. Во всём обвинил её неуместный вопрос.

–Себя, – ответил после долгой паузы, во время которой ему показалось, что девушка что-то в нём успела раскусить.

–Значит, ничего ты в нём не видишь!

Обернулся, встретился взглядом. Поднялся на ноги и подошёл к ней, щёки горели, уши желали её слушать.

–Так и есть, я ничего не вижу, а что видишь ты?

–Я вижу в них второй шанс.

–Считаешь себя лучше других? – спросил он, усмехнувшись.

Вопрос был нежданным и колким. Застал врасплох.

–Это плохо?

–Если считаешь себя лучшей в чём-то, то это хорошо, полезно. Но считать, что ты лучше, чем все остальные люди – это великая глупость, которая приводит к тому, что ты остаёшься один. Такое ощущение, что ты всю жизнь провела со своим отцом, а другие мужчины боялись смотреть на тебя, потому что полководец для них это страх!

–Так и есть. – выдохнула она. – Ты первый, кто смотрит на меня, как на женщину…

–Предана ему?

–Нет.

–Потому что хочешь на свободу?

–Я не знаю…

Она была растеряна, от его слов ей хотелось рыдать. Хотела раскусить художника, а выдала себя.

–Тебе легко судить, – бросила она ему в лицо, вложив ярость и боль. – Ты вечно молодой, заморозил время для себя, а я уже устала ждать, когда закончится война…

–Ты на моей стороне?

–Да, – ответила она уверенно. – Надежда лишь на тебя, но, если ты убьёшь моего отца, сам понимаешь – либо умру, либо убью тебя твоим же мечом!

Ему понравился её выпад.

Анастасия приподнялась и уселась с ним рядом. Широко улыбнулась, и он не понимал, к чему всё это. Даже позволил себе мысль, что она его поцелует, но девушка, всего лишь, достала из сумки шахматы.

–Играл в них когда-нибудь?

–Думаю, да, раз помню фигуры и сейчас вспоминаю ходы. Но, как…

Он хотел намекнуть ей про руки, но она опередила:

–Ты говори, а я за тебя буду двигать фигуры.

–Долго…

–И что?

Действительно, и что, что долго?! В первых пяти партиях победы были за художником. Атаковал конями и ферзём, остальными фигурами оборонялся.

В шестой победу одержала она, не удержался – поддался!

–Я с детства размышляла над этой игрой и над мудростью того, кто её придумал. Её создал чей-то гений, а не человек! Почему король такой слабак в ней, как и пешки, которые лишь расчищают для него дорогу?! Все фигуры наделены какими-то особыми способностями, ферзь так и вовсе всемогущий, но, однако, игра заканчивается со смертью короля, а не ферзя…

Она остановила свои мысли, подарила взгляд водопаду, защищавшему два дерева, словно в нём было продолжение её рассуждений, а рукой дотронулась до левого плеча художника, собираясь подняться.

–Продолжай,