Ловец снов - Стивен Кинг

— Отойти! — кричит другой фельдшер, и как раз перед тем, какк его груди приставили дефибриллятор, водитель оглядывается, и он видит, чтоэто мать Даддитса.

Но тут они врезают по нему током, тело дергается, и все этобелое мясо трясется на кости, как сказал бы Пит. И хотя у Джоунси-наблюдателянет тела, он все равно чувствует удар током, огромное мощное «бум», зажегшеедрево его нервов, как сигнальная ракета. Возблагодари Господа и давай вниз,аллилуйя!

Тело, распростертое на носилках, дергается, как рыба,вытащенная из воды, и снова застывает. Фельдшер, скорчившийся за спиной РобертыКэвелл, смотрит на панель и досадливо бросает: «А, черт, нет, прямая линия,давайте еще разок».

И когда дают второй разряд, пленка скачет, и Джоунсиоказывается в операционной.

Нет, погодите, не совсем так. Часть его в операционной, новсе остальное за стеклом и заглядывает в помещение. Рядом два врача, но они непроявляют ни малейшего интереса к усилиям бригады хирургов, старающихся собратьосколки Джоунси-Шалтая. Они играют в карты. Над головами покачивается в потокахвоздуха из вентилятора Ловец снов из «Дыры в стене».

Джоунси почему-то не слишком хочется наблюдать за тем, чтопроисходит за стеклом: крайне неприятно видеть кровавую яму на месте бедра илиразмытые обломки того, что когда-то было костью. И хотя желудка у него не было,так что в бестелесном состоянии он не смог бы блевать, его все равно скрутилатошнота.

За спиной один из докторов, играющих в карты, говорит: «Самимы мерили себя по Даддитсу. Даддитс был нашим звездным часом». На что второйотвечает: «Ты так думаешь?» И Джоунси понимает, что врачи — это Генри и Пит.

Он поворачивается к ним и, похоже, оказывается не совсембестелесным, потому что видит в окне операционной отражение призрака. Он большене Джоунси. Вернее, больше не человек. Кожа серая, глаза — черные луковицы,выпирающие с безносого лица. Он стал одним из них, одним из…

Одним из серых человечков, думает он. Так они называют нас,серыми человечками. Некоторые именуют нас космическими ниггерами.

Он открывает рот, чтобы сказать все это или, возможно,попросить старых друзей помочь ему: они всегда помогали друг другу, если могли,но тут пленка снова дергается (будь проклят этот пьяница-монтажер), и он уже впостели, на больничной койке, и кто-то зовет: «Где Джоунси, мне нужен Джоунси…»

Ну вот, думает он с горьким удовлетворением, я всегда знал,что не Морей, а Джоунси! Это зовет смерть, а может, и сам ангел смерти, и ядолжен лежать очень тихо, чтобы он меня не нашел: он и так упустил меня отолпе, попытался сцапать в «скорой» и снова промахнулся, и теперь рыщет побольнице, переодевшись пациентом.

Пожалуйста, прекратите, стонет старый мистер Смерть ужасным,жалобно-монотонным, гипнотизирующим тенорком, я этого не вынесу, сделайте мнеукол, где Джоунси, мне нужен Джоунси.

Я просто буду лежать и молчать, пока он не позвонит, думаетДжоунси, все равно не могу встать: мне только что засадили два фунта металла вбедро, и черт его знает, сколько времени пройдет, прежде чем я сумею подняться,во всяком случае, не меньше недели.

Но тут же, к своему ужасу, соображает, что в самом делевстает, отбрасывает одеяло и поднимается с постели, и хотя чувствует, как швына бедре и животе натягиваются и лопаются, и донорская кровь льется по ноге ипропитывает волосы на лобке, все же идет, не хромая, идет сквозь солнечный луч,который отбрасывает моментально исчезнувшую, но все же очень человеческую теньна пол (слава Богу, теперь уже не серый человечек, за что ему следует бытьблагодарным, потому что серые человечки спеклись), и направляется к двери. Невидимый никем бредет по коридору, мимо каталки с судном, мимо парочкисмеющихся, болтающих сестер, которые разглядывают снимки, передавая их другдругу, идет, притягиваемый монотонным голосом. Не может остановиться и сознает,что он в облаке. Не красном, каким ощущали его Пит и Генри: облако серое, и онплавает в нем, единственная частица, которую не сумело изменить облако, иДжоунси думает:

Я — то, чего они ищут. Не знаю, как это может быть, но яименно то, чего они ищут. Потому что… Облако не изменило меня?

Да, что-то в этом роде.

Он минует три открытые двери. Четвертая закрыта. На нейтабличка:

ВХОДИТЕ, ИНФЕКЦИИ НЕТ. IL N'Y A PAS D'lNFECTION ICI.

Лжешь, думает Джоунси. Круз, или Куртис, или как его там,может, и псих, но прав в одном: здесь есть инфекция.

Кровь хлещет по ногам, подол больничной рубахи сталярко-алым (потек кларет, как говаривал старый спортивный комментатор набоксерских матчах), но боли он не чувствует. И инфекции не боится. Онособенный, он уникален, и облако может только нести его, но не менять. Оноткрывает дверь и входит.

4

Удивлен ли он видом серого человека с большими чернымиглазами, лежащего на больничной койке? Ничуть. Как только Джоунси обернулся иобнаружил малого, стоявшего позади него, голова говнюка взорвалась. Ничегосебе, приступ мигрени! Кого хочешь с ног свалит! Но теперь голова парня вполном порядке: современная медицина творит чудеса.

Комната поросла красным грибком, повсюду, куда ни глянь,красно-золотистый мох: на полу, подоконнике, планках жалюзи. Узкие ручейки пробралиськ плафонам и бутылке с глюкозой (по крайней мере Джоунси считает, что этоглюкоза), короткие красно-золотистые плети свисают с ручки ванной и с изножиякойки.

Приближаясь к серому существу, укрытому простыней до самойбезволосой груди, он видит на тумбочке единственную карточку с пожеланиемздоровья. ПОПРАВЛЯЙТЕСЬ СКОРЕЕ, — напечатано на изображении грустной ящерицы спластырем на чешуйках. А внизу приписано: ОТ СТИВЕНСОНА СПИЛБЕРГА И ВСЕХ ТВОИХПРИЯТЕЛЕЙ В ГОЛЛИВУДЕ. Это сон, обычный сон, с обычной путаницей, прибамбасамии заморочками, думает Джоунси, отлично сознавая, что это не сон. В мозгувертятся шестеренки, перемалывая увиденное, кроша его, чтобы было легчепереварить, как водится в снах: прошлое, настоящее и будущее — все смешалось, иэто тоже свойство снов, но Джоунси знает, что опасно отмахиваться от этого, какот нескладной сказки-небылицы, вылезшей из подсознания. По крайней мере частьвсего этого реальна.

Черные глаза навыкате наблюдают за ним. Простыня подлесущества вздымается буграми. Джоунси видит, как в щель высовывается красноватаятварь, что убила Бива. Высовывается, пялится на него такими же стекляннымиглазами и, помогая себе хвостом, взбирается на подушку, где и сворачиваетсярядом с узкой серой головой. Неудивительно, что Маккарти неважно себячувствовал!

Кровь продолжает литься по ногам Джоунси, липкая, как мед. Игорячая, как лихорадка. Образует причудливые узоры на полу, и скорее всегоскоро обзаведется собственной колонией красной плесени или мха, да не простоколонией, а зарослями. Но Джоунси ничего не боится. Он особенный. Он уникален.Облако может нести его, но не способно изменить.