Влиятельные семьи Англии. Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны - Хаим Бермант

Нельзя сказать, что Герцль глубоко прочувствовал еврейскую историю. Он хотел, чтобы у евреев был свой дом, предпочтительно в Палестине, но если не там, то сгодится и другое место. А если это будет другое место, то что же лучше, чем территория, подвластная Великобритании?

– Почему бы не в Уганде? – спросил Ротшильд.

Герцль предпочел бы что-нибудь поближе к Палестине – Синай, Эль-Ариш, Кипр.

– Вы за? – спросил он.

Ротшильд подумал, хмыкнул и сказал:

– Обеими руками.

Вскоре организовали встречу с Джозефом Чемберленом, министром по делам колоний.

О Кипре, объяснил Чемберлен, не может быть речи, потому что греки будут против такого решения; а что касается Эль-Ариша, то там тоже какие-то проблемы, только Чемберлен не мог сказать точно, где именно; и они листали атласы, пока Герцль не указал на северо-восточный перешеек Синайского полуострова, уперев палец в Палестину.

«Словно в большой лавке старьевщика, в которой хозяева не помнят, где что лежит, – писал Герцль. – Нужно место для еврейского народа? Ну, посмотрим, может, в Англии что-нибудь найдется».

Территория представляла собой безводную пустыню, но Герцль был уверен, что теперь за него Ротшильд, а поддержка Ротшильда – все равно что вода, так думал он. Но высокий комиссар в Египте лорд Кромер отверг идею еврейского поселения в Эль-Арише или на Синае. Вместо этого Герцлю предложили Уганду под еврейскую колонию, которая во главе с губернатором-евреем будет пользоваться местной автономией при верховной власти короны. Герцль согласился, сионистское движение раскололось на тех, кто, подобно Вейцману, считал, что дом у евреев может быть только в Палестине, и тех, кто отчаянно хотел получить хоть какой-нибудь пригодный для обитания угол земного шара. Герцль, болезни которого усугубились перенапряжением сил, был разбит этим конфликтом. Он умер в июле 1904 года в возрасте сорока четырех лет.

В итоге же получилось, что смерть избавила Герцля от больших душевных мук, ибо немного погодя выяснилось, что Уганда недоступна. Но и при этом Лондон, к неудовольствию Родни, оставался средоточием надежд сионистов.

После ухода Герцля на первый план вышло несколько молодых фигур сионистского движения. Среди них был Хаим Вейцман, промышленный химик, который поселился в Англии в 1904 году и преподавал в Манчестерском университете. В 1906 году его представили Артуру Бальфуру, и Вейцман сказал ему, почему Уганда неприемлема для истинного сиониста.

– Представьте, – сказал он, – что я предложил бы вам Париж вместо Лондона. Вы бы согласились?

– Но, доктор Вейцман, Лондон у нас уже есть, – сказал Бальфур.

– Верно, – сказал Вейцман, – но у нас был Иерусалим, когда вместо Лондона было болото.

Их беседа продолжалась еще некоторое время.

– Весьма любопытно, – сказал Бальфур, поднимаясь, чтобы уходить, – евреи, с которыми я общался, очень разные.

– Мистер Бальфур, – сказал Вейцман, – вы общаетесь не с теми людьми.

Бальфур происходил из клана Сесилов, который образовывал отдельную касту внутри английского правящего класса еще со времен Елизаветы I. Он был завсегдатаем в кружке Ментмора-Уоддсдона в ротшильдовском анклаве на Пикадилли. В частности, он был близким другом Альфреда и Лео Ротшильдов и часто бывал в гостях у многочисленных Сассунов.

Встреча с Вейцманом, хотя была незапланированной и неформальной, по сути сыграла судьбоносную роль. До той поры, если еврею нужно было обратиться к властям предержащим, он делал это через посредство Родни. Вейцман же установил прямой контакт. Отныне Родню станут обходить. И видные деятели не из еврейских кругов окажутся более благосклонны к идеям сионизма, нежели видные деятели из евреев.

В Британии издавна были свои семитофилы, еще со времен Кромвеля. Эти настроения поначалу имели мистический и апокалиптический характер, но со временем получили более связное и четкое выражение. Граф Шафстбери, реформатор и евангелист Викторианской эпохи, считал возвращение евреев в Иудею неизбежным, хотя ему представлялось, что этому должно предшествовать их обращение в христианство. В 1841 году полковник Чарльз Генри Черчилль, внук пятого герцога Мальборо, написал сэру Мозесу Монтефиоре, предлагая поселить евреев в Палестине. Тот же курс действий через несколько лет советовал сэру Мозесу другой британский офицер – полковник Голер. На шаг дальше пошел сэр Чарльз Уоррен, который предложил образовать в Палестине еврейскую компанию по государственной концессии, которая в конце концов станет самодостаточной и автономной.

Сэр Эдвард Казалет, чей внук полковник Виктор Казалет станет одним из упорнейших поборников сионизма в палате общин, предложил основать массовое поселение евреев в Палестине под британской протекцией. Сэр Лоренс Олифант, путешественник по Востоку и ученый, считал, что такое поселение полностью осуществимо на восточном берегу Иордана, и даже обращался за согласием к султану – правда, без успеха.

Преподобный Уильям Хечлер, капеллан британского посольства в Вене, опубликовал в 1882 году книгу под названием «Возвращение евреев в Палестину согласно пророкам» и увидел в Герцле, с которым встретился через несколько лет, и в сионистском движении исполнение собственных пророчеств. Он оказался одним из самых полезных и деятельных приверженцев.

Сионизм сэра Мозеса Монтефиоре почти что попадает в эту нееврейскую категорию. Отчасти он носил мессианский характер, отчасти практический. Сэр Мозес приезжал в Палестину семь раз, часто с большой опасностью для себя и спутников, и на собственные средства открывал школы, лавки и мастерские и лазареты. Его ужасали нищета и беды, которые он видел там повсюду, фатализм, склонность полагаться на милостыню и молитвы, и он поставил себе целью создать процветающие самодостаточные общины. Благодаря дружбе с султаном и местными пашами, он сумел заручиться для евреев защитой турецких властей, и по его просьбе местные жители отважились осторожно выбраться за пределы старого Иерусалима и основать поселение в пригороде за его стенами. Сэр Мозес приобрел новые территории для заселения, но не представлял себе, что сколько-нибудь массовый переезд евреев в Палестину возможен без божественного вмешательства. «Я буду ждать Его прихода каждый день, даже если Он медлит», – говорил он в утренних молитвах, и говорил всерьез. Святая земля не отпускала его от себя.

Однако он был также и английским джентльменом и жителем Кента. Если это создавало в нем внутренний конфликт, то это был конфликт человека, одинаково любившего обе страны и желавшего быть в обеих одновременно. Приход мессии решил бы эту проблему, но в его отсутствие он, как мы уже знаем, нашел решение сам: велел похоронить его, положив под голову горсть святой земли.

Монтегю во многом походил на Монтефиоре, магната и мистика. Он тоже молился о приходе мессии, но, пока мессия не явился, Монтегю был готов удовольствоваться и Гладстоном.

Когда Герцль опубликовал свой план создания еврейского государства, Монтегю послал копию Великому Старцу и с нетерпением ожидал его ответа. Старец принял идею не очень благосклонно.