Маятник судьбы - Екатерина Владимировна Глаголева

На столе и на полу были разложены карты с воткнутыми в них цветными булавками. Наполеон пояснял: его войска стоят полукругом вокруг горного плато, от Воклера до Краона, а на самом плато закрепились русские, которых вчера не удалось оттуда выбить. Он хочет атаковать их одновременно с обоих флангов: пехотой Нея и кавалерией Нансути, в то время как артиллерия будет вести сильную канонаду в центре. Но местность уж больно сложная: овраги, ущелья… Какою дорогой им лучше идти?

Бюсси наклонился над столом, близоруко сощурив глаза. Эта карта неверна, эта точнее; вот только овраги обледенели — не слишком удобно для наступления кавалерии и артиллерии. И если пехотная колонна выйдет вот здесь, то попадет не только под неприятельский огонь, но и под выстрелы собственных батарей. К тому же Летта совсем недавно разлилась, затопив берега, подвести через ее пойму подкрепление будет невозможно. Чем подниматься на плато по узкой Дамской дороге, можно пройти лесом вот здесь и захватить аббатство Воклер.

— Хочешь быть моим адъютантом? Я сделаю тебя полковником.

…Канонада произвела больше шума, чем урона: артиллеристы-новобранцы боялись русской картечи, а сами палили в белый свет; генерал Друо перебегал от орудия к орудию, наводя их сам и показывая канонирам, как это делать. Ней начал атаку слишком рано: противник еще не успел пострадать от обстрела и встретил французов пулями и штыками. Взобраться на плато не удалось, а позиция на середине склона была слишком уязвимой. Наполеон посылал к Нею подкрепления по мере их подхода, и к полудню русские все же отступили под натиском молодой гвардии, которую вел маршал Виктор. Уже на плато Виктор был ранен в бедро во время мощного артиллерийского обстрела; генерал Груши привел ему на помощь тысячу драгун, а Нансути, со своей стороны, тоже добился успеха, хотя гвардейская кавалерия и потеряла пять офицеров убитыми. Однако центр неприятеля не пострадал и перешел в контратаку. Французская кавалерия была отброшена, Груши ранен, необстрелянных солдат Нея, понесших большие потери, охватила паника. Положение спасли новые подкрепления: пехота генерала Шарпантье, уроженца Суассона, прошла по опушке леса у подножия плато, укрывшись таким образом от обстрела; в овраг послали новый кавалерийский корпус. Пехота пришла в себя и принялась карабкаться обратно на склон, а тут подоспела и гвардейская артиллерия, огнем которой руководил лично Наполеон; ее приветствовали ликующими криками.

…Не доверяя картам, Винцингероде сам осмотрел местность, расспросил окрестных жителей, убедился, что артиллерии через ущелья не пройти, и письменно попросил у Блюхера дозволения сделать обход по шоссе, но тот отказался менять диспозицию. Задачей генерала было ударить французам в тыл, когда Наполеон атакует Краон; Винцингероде ясно видел, что она невыполнима, однако приказ есть приказ.

Среди ночи десять тысяч лошадей, под седлом и впряженных в шестьдесят орудий, выступили в путь по тесным тропинкам; пехота должна была идти следом. На рассвете граф Чернышев устроил своему отряду привал, еще не пройдя узкого дефиле; главный отряд наткнулся на него и потерял много времени. На крутом спуске кавалерия едва могла идти по три в ряд, пушки и зарядные ящики спускали при помощи прислуги, на одних коренных. Сражение уже началось, а корпус все еще пробирался с большим трудом между болотами и горной грядой, часто останавливаясь на перепутьях, чтобы разведать дорогу. Взять проводников было негде: деревеньки стояли пустые.

В это время граф Воронцов вел уже третью кавалерийскую атаку на французов, лезших со всех сторон; генерал Ланской из нее не вернулся. Из оврага у Воклера выбралась французская конная артиллерия и галопом понеслась к первой линии под крики "Vive l'empereur!" Русские артиллеристы, изнемогавшие после четырех часов непрерывной стрельбы, начали разворачивать орудия; девятнадцатилетнему Александру Строганову, адъютанту генерала Васильчикова, оторвало голову ядром. Его отец это видел. Сражение, война, самая жизнь — все сразу потеряло смысл; не владея собой, граф передал свой корпус Воронцову.

Блюхер разослал корпусным командирам приказы сниматься с позиций и отходить к Лану. Остен-Сакен, стоявший позади Воронцова, получил его первым и развернул свою кавалерию; Воронцов продолжал отбиваться. Увидев, что русские уходят, Ней и Шарпантье перешли в наступление, смяв корпус Строганова; кавалерия генерала Сандерса, стоявшая в третьей линии, выехала вперед, прикрывая отступление пехоты. В это время Павел Строганов хоронил своего сына на поле битвы; вся дивизия отдавала ему воинские почести.

Выставив артиллерийское заграждение, Воронцов отдал приказ отступать по дороге через ущелье. Французская кавалерия устремилась в преследование, но постоянно натыкалась на кавалерию и артиллерию генерала Васильчикова, который отводил арьергард, строя полки в шахматном порядке, так что не удалось захватить ни пленных, ни пушек, ни обозов. Только поле сражения, усеянное мертвыми и ранеными, досталось французам.

В наступивших сумерках по окровавленному снегу бродили крестьяне, подбирая сабли, пики, разбитые ружья. Наклоняясь к русским, стаскивали с них сапоги и мундиры, не церемонясь и не обращая внимания на крики боли. Раздетых женщины заваливали соломой и поджигали.

Волоча искалеченную ногу, солдат отползал из последних сил, надеясь спрятаться за сломанным зарядным ящиком. Поздно, его заметили; сорвав с шеи шнурок с медным крестиком, он вытянул руку, словно пытаясь отогнать дьявола. "Смилуйся! Смилуйся!" — выкрикивал, всхлипывая, подходившей к нему женщине. Она пнула его в висок деревянным башмаком. Ее темные глазницы казались пустыми, из груди не вырывалось ни звука. Нынче днем, когда началась стрельба, дозорные у входа в пещеру не успели вовремя затаиться; русские выстрелили в лаз и завалили его снаружи. От выстрела загорелась солома, страшно замычала корова, слепо толкаясь в гроте, люди начали кашлять от дыма. Старик-свекор велел всем упасть лицом на пол — к лужицам, натекшим со стен. Огонь погас, вот только двое ее детей задохнулись…

Раненых стаскивали за ноги ко входу в грот Жакмара, спихивали вниз, присыпали землей. Еще несколько часов земля шевелилась, издавая глухие стоны, но этого не видели даже звезды, скрытые пеленою туч.

47

"Я говорю с вами сейчас не как политик, а как друг. Неужели нет никакого способа просветить императора Наполеона относительно реального положения дел и помешать ему погубить себя своим упрямством? Неужели он и вправду поставил будущее себя самого и своего сына на лафет распоследней пушки? Никакая доблесть, никакое мужество, порожденное отчаянием, не спасет его от ненависти толпы. Поверьте мне: заключите мир".

Зачем Коленкур пересказывает ему эти пьяные откровения графа Стадиона? А, вот:

"Если бы я знал, что у Вашего Величества под рукой сто двадцать тысяч человек, я советовал бы Вам руководствоваться единственно своим мужеством, но боюсь, что их меньше восьмидесяти тысяч;