Маятник судьбы - Екатерина Владимировна Глаголева

— Да здравствует король! — подхватили помощники мэра, срывая с себя алые банты.

Кортеж повернул обратно к Ратуше. Англичане удивленно смотрели по сторонам на радостные лица, на машущие белыми платками руки — они не ожидали такого приема от французов, с которыми ожесточенно сражались всего две недели тому назад. Маршал чувствовал себя неловко: давая ему наставления, герцог Веллингтон особо подчеркнул, что во время своего похода он не должен выражать никакой поддержки Бурбонам; цель англичан, испанцев и португальцев состоит не в том, чтобы заменить "бич народов" "отцом народа"; Наполеон все еще император и может обрушить свой гнев на тех, кто ему изменил. Однако мэр, похоже, уже ничего не боялся. После полудня он отправился по мосту через Гаронну встречать герцога Ангулемского — старшего сына графа д'Артуа. Принцу с трудом прокладывали дорогу сквозь ликующую толпу, явившуюся полюбоваться его бурбонским профилем; немолчные приветственные крики сливались со звоном колоколов.

Ликовало, впрочем, одно простонародье. Люди, обладавшие средствами, весом в обществе и собственным мнением, благоразумно сидели по домам, если не успели покинуть их накануне. Начиная со следующего дня мэр начал принимать прошения об отставке: большинство его помощников и одиннадцать полицейских комиссаров вдруг захворали или были срочно вызваны по делам в другие города. Освободившиеся должности распределяли среди "Рыцарей веры", наконец-то вышедших из подполья.

***

Никто в Льеже не мог сказать графу де Буйе, куда подевался кронпринц. Уехал третьего дня, когда вернется — неизвестно. Шведские офицеры говорили это, глядя посланцу Бурбонов прямо в глаза, но в их взгляде читалась неприкрытая неприязнь, поэтому он осторожно расспросил представителей союзных держав, находившихся при главной квартире. Пруссак обмолвился, что Бернадот уехал в Шомон, хотя его туда не приглашали.

Что делать? Нынешнее поручение графа не терпело отлагательств: его величество снабдил его собственноручным письмом к кронпринцу, в котором просил перейти от слов к действиям. Решившись, Буйе сел в почтовый экипаж и помчался по Люксембургскому тракту.

…Червячок сомнения упорно грыз сердце Бернадота, постепенно увеличиваясь в размерах. Теперь он присосался еще и к желудку, нетерпеливо пиная хвостом печень. "Тебя используют, — переводил мозг эти сигналы, облекая их в безыскусные мысли. — На европейской доске разыгрывается шахматная партия, но ты — не игрок, ты — фигура, которой пожертвуют".

Союзники даже не делают вид, будто считаются с ним. Густав Левенгельм неотлучно находится при квартире императора Александра, но не может добиться от восточного сфинкса ответов на вопросы, которые необходимо знать Бернадоту: в чем теперь состоит цель войны? Намерены ли союзники свергнуть Наполеона или вести с ним переговоры в покоренном Париже? Признают ли они Римского короля, назначат ли регента сами или предоставят этот выбор Нации? Продолжится ли в последнем случае оккупация Франции союзными армиями?

Не может быть, чтобы Александр и Меттерних еще не приняли решения. Пока же ясно только одно: все прежние намеки на новую династию, основанную французским героем, — уловка, мираж, обман. Бернадоту французской короны не видать. Левенгельм считает, что русский император не хочет и восстановления Бурбонов, больше склоняясь к тому, чтобы передать Францию в руки Евгения де Богарне, однако пасынок Наполеона предан своему приемному отцу душой и телом. Зато остальные союзники, похоже, не возражают, чтобы место пчел заняли лилии[57]. Но если Бурбоны вернутся, во Франции вновь начнется гражданская война. В таком случае Швеция должна выйти из коалиции. Она взялась за оружие, чтобы положить конец войне, разоряющей Европу, а не чтобы обречь Францию на новое кровопролитие. Пусть даже Бернадоту придется отказаться от Норвегии, он не согласен быть орудием системы, которая несет в себе разрушение.

В Нанси Карл Юхан с удивлением узнал, что там находится граф д'Артуа. Теперь уже Бернадоту приходилось выдумывать отговорки, уклоняясь от просьб о встрече. С большим трудом раздобыв лошадей, кронпринц поскорее выехал в Сен-Дизье, но в Туле его остановили: в окрестностях рыщут французские отряды; генерала Шельдебранда и майора Тройли, высланных Бернадотом вперед, захватили ночью на постоялом дворе прямо в постелях. Пришлось возвращаться.

На одной из почтовых станций на полпути к Мецу кронпринцу доложили о графе де Буйе. Тот, впрочем, тотчас явился сам, застигнув Бернадота с намыленными щеками, по которым камердинер аккуратно водил бритвой. Именно это обстоятельство и помешало его высочеству гневно одернуть наглеца — он ограничился ледяным молчанием, пока граф подробно рассказывал о трудностях своего путешествия и состоянии здоровья. Когда камердинер вышел, забрав таз и мокрое полотенце, Буйе вручил Карлу Юхану письмо с красной восковой печатью, на которой две лавровые ветви обнимали овал с тремя лилиями под королевской короной. Невольно затрепетав, Бернадот вскрыл письмо.

Лист был исписан острым почерком человека, редко державшего в руках перо. Король просил совета. Драма близка к развязке, Людовик XVIII должен стать спасителем угнетенного народа, а для этого ему нужно завоевать любовь французов, предугадав их желания, опередив их надежды, и Бернадот способен помочь ему в этом. Когда же над Францией вновь поднимут белое знамя, он получит заслуженную награду. Любой титул по своему выбору. Звание генералиссимуса — или коннетабля, как пожелает.

Аккуратно сложив письмо, Бернадот открыл свою походную шкатулку, где держал самые ценные вещи, и положил листок туда.

— Скажите королю, скажите принцам, скажите всем их друзьям, — обратился он к Буйе, — что я почел бы за славу и счастье служить им, но обстоятельства сильнее моей воли. Впрочем, Фортуна еще не сказала своего последнего слова, у Бурбонов есть шанс, и я призываю их не выходить из игры. Прощайте.

49

По улице Ла-Арп, протянувшейся от ворот Св. Михаила, катилась длинная вереница телег и линеек, в которых сидели крестьяне с трехцветными кокардами на шляпах, размахивая ветками сирени. В одной из двуколок стоял во весь рост мужчина лет сорока, с алым орденским бантом на синей рабочей блузе, и пел "Марсельезу". "Слава нации! Слава императору!" — выкрикивал он после каждого куплета, а остальные подхватывали этот клич. Шарль проводил эту процессию до самого моста через Сену и вернулся на улицу Нотр-Дам-де-Шан в радостном возбуждении: это мобильные отряды Национальной гвардии! Мы отстоим Париж!

"Марсельезу" теперь исполняли каждый вечер во всех театрах, по требованию публики, а днем она звучала из бывшего монастыря Клюни, переделанного под оружейную мастерскую, под аккомпанемент молотов и точильных камней. Шарль бредил тем, чтобы раздобыть себе саблю и вступить в Национальную гвардию, но, к радости мадам Летьер, господин Бертолле сумел его урезонить: на то, чтобы стать хорошим солдатом, нужно не меньше трех месяцев — именно столько рекрутов обучают опытные сержанты. Что