Чюрлёнис - Юрий Л. Шенявский

даже модно, его картины продавались бы и жил бы он безбедно и счастливо.

Другие оставляли за ним право быть самим собой, восхищались (помимо несомненного таланта!) его независимостью от общественного вкуса и пристрастий.

Третьи говорили:

– Это очень здорово: идейную детскость и беспомощность связать с беспомощностью рисовальщика.

Обязательно кто-то оспаривал эту точку зрения:

– Да, детскому и наивному искусству свойственны и другие черты, столь присущие чюрлёнисовскому творчеству: понятийное ви́дение хотя бы. Не такое понятийное ви́дение, что отдает рассудочностью, а непосредственное и по-детски безотчетное.

Чюрлёнис стеснялся того, в чем был несовершенен. Не зря он неуютно чувствовал себя в Союзе русских художников. Не случайно перечеркивал и выбрасывал портреты. А такие вещи, как «Сон Иосифа» и витражный диптих, оставил в незавершенном состоянии. Не вина художника, что через десятки лет после его смерти их выставили в музее вместе с картинами и, сделав с них репродукции, поместили в альбоме среди вполне законченных и полноценных произведений. Чюрлёнис не унизился до примитива, а возвысился, его применяя. А его перспектива? Вряд ли сумел бы художник так убедительно передать пространства, видимые с еще безвестных людям самолетных и космических точек зрения, если бы придерживался правил, канонизированных в эпоху Возрождения.

Но были на выставках и такие, кто подчеркивал, что Чюрлёнис исполнил свое предназначение, и отсылал собеседников к его «Псалому». А то и цитировали:

«Возглавил я шествие наше, и знаю, что другие тоже пойдут за мной – лишь бы не путями окольными».

Глава двадцать пятая. «Он был пророком нового молодого искусства» (1911 год). Пустельник – Вильна

Весной 1911 года Константинас и Аделе, получив известие от Стасиса: «Кастукас выздоровел!», не сговариваясь, опустились на колени на домотканый половик у кровати, над которой висела вышивка Аделе «Мадонна с младенцем» – ее и гости, да и сами Чюрлёнисы, давно уже воспринимали как икону. Прослезившиеся родители благодарили Матерь Божью за чудесное исцеление старшего сына, дорогого их Кастукаса.

Вскоре от Стасиса пришла еще более обнадеживающая и радостная весть на почтовой открытке: «Лето проведем в Друскениках».

Почтальон принес и письмо Добужинского, где Мстислав Валерианович поздравлял Софию с рождением дочери и выражал надежду на скорую встречу. Не только в Друскениках ждали Кастукаса, но…

Многочисленные публикации как на бумажных носителях, так и в интернете о последних днях жизни Чюрлёниса выглядят написанными как под копирку.

«Ранней весной Чюрлёнис вышел в лес на прогулку – простуда, воспаление легких, ослабленный организм не в силах справиться с болезнью. Спустя месяц, 10 апреля 1911 года, в девять часов вечера Чюрлёниса не стало. Он скончался от кровоизлияния в мозг».

Витаутас Ландсбергис пишет:

«Около умирающего сошлись жена София и любовь его молодости – Мария Моравская».

«Его не стало за неделю до Пасхи»

Литовская режиссер, журналистка и серьезный исследователь жизни и творчества Чюрлёниса Наталия Ю. написала сценарий с «говорящим названием» – «Страстная неделя М. К. Чюрлёниса. (Хронология последних дней)». С разрешения автора приводим в сокращенном виде фрагмент сценария.

Начало апреля 1911 года выдалось солнечным. Истосковавшиеся выздоравливающие в Пустельнике высыпали во двор. В небольшую рощицу возле частной клиники. Там можно было присесть на скамейку и наблюдать за тем, как скворцы поют и ругаются за место в скворечнике, а если повезет, увидеть всклокоченную, наполовину рыженькую пушистую белочку, еще не успевшую до конца поменять зимнюю шубку на летнюю. Или увидеть среди серой и пожухлой прошлогодней листвы выскочившие яркие и сочные зеленые росточки и нежные голубые головки проклюнувшихся первых подснежников.

Неожиданно солнце скрылось и солнечные, почти по-летнему теплые дни сменились промозглыми серыми с пронизывающим ветром и косым не то снегом, не то дождем.

В такую шальную погоду Костас (так Чюрлёниса звали в клинике) все-таки вышел на прогулку. Вышел в том, в чем был в палате, – в пижаме. Поднялся на пригорок. Долго смотрел на верхушки колышущихся на ветру сосен, пытаясь разглядеть, где же там скворцы, еще совсем недавно распевавшие победные песни. Подержал на вытянутых ладонях падающие и тут же тающие снежинки. Прижался к шершавой коре сосны и так и застыл, пытаясь услышать пробуждающиеся весенние токи.

Сестричка спохватилась пана Чурляниса (так Чюрлёнис значился по документам) только через полчаса. Она с его пелериной выбежала в рощицу и нашла пациента полностью продрогшим.

В палате Чурлянису помогли переодеться, напоили горячим чаем. Но в ночь на 8 апреля 1911 года у простывшего Костаса поднялась температура, больной очень ослаб. Решено было послать телеграмму родным. Была суббота. До Пасхи оставалась Страстная неделя.

Вспоминает брат М. К. Чюрлёниса – Стасис, в то время учившийся в Политехническом институте. От Варшавы до клиники в Пустельнике, где находился Костас, было 30 километров – полчаса езды. Стасис старался навещать брата по воскресеньям.

«Воскресенье. 9 апреля 1911 г.

Приехав рано утром, я нашел брата очень слабым, хотя он еще разговаривал. Для того чтобы понять его речь, нужно было близко-близко наклониться к нему. Сестричка спросила Костаса, не послать ли за ксендзом. В знак согласия брат кивнул головой.

Прибывший священник расспрашивал меня о его жизни.

– К какому сословию принадлежит ваш брат?

– Из податных.

– Вероисповедание?

– Католик.

– Семейное положение?

– Сочетался законным браком с Софией Кимантайте, от которой имеет дочь Дануте.

– Род занятий вашего брата?

– Художник и композитор.

Ксендз наклонился к лежащему Костасу. Две крупные слезы выкатились из глаз и остались на щеке брата.

Вот совершено и последнее помазание, солнечный луч озаряет усталое лицо брата и высушивает его слезы.

После обеда брат заснул. Поддавшись на уговоры доктора, я вернулся в Варшаву, чтобы рано утром (следующего дня) снова вернуться в больницу. Но в 11 часов вечера получил телеграмму, что Микалоюс Константинас Чюрлёнис умер…»

Из воспоминаний Софии Кимантайте-Чюрлёнене, вдовы Чюрлёниса:

«Это было в Каунасе, на улице Didžioji Sodų д. 40, кв. 8, где я жила в то время вместе со своей дочерью Дануте и преподавала литовский язык на курсах “Сауле” для учителей.

В конце марта по старому стилю (в начале апреля по новому) я получила телеграмму о том, что состояние мужа резко ухудшилось.

9 апреля я срочно выехала из Каунаса, и в Пустельнике еще нашла мужа в горячке. Это была тяжелая пневмония».

10 апреля 1911 года. Понедельник.

Гениальный литовский музыкант и художник – М. К. Чюрлёнис, не приходя в сознание, умер. Свою жизнь он закончил в частной лечебнице «Червоный двор» в Пустельнике недалеко от Варшавы. Два санитара, присматривающие за Чюрлёнисом во время пребывания в лечебнице, констатировали смерть. Его не стало за неделю до Пасхи. До тридцати шести лет он не