Хозяин белых оленей - Константин Валерьевич Куксин

— Никуда стадо не денется, не волнуйся! — Николай вновь повесил бинокль себе на шею. — Лучше беги за «потомственным оленеводом», а то он до вечера стадо «отсекать» будет…

Я внял совету и побежал по слону холма, надеясь перехватить Сергея на реке. Я бродил по сопкам часа два, пока наконец не заметил знакомую фигуру.

— Серега! Беги сюда! — крикнул я. — Олени нашлись!

Вскоре Сергей перебрался на мой берег, и я кратко рассказал юноше историю своих приключений, упустив, правда, эпитеты, которыми щедро награждал Сергея дед Николай.

Сергей выглядел растерянным, был очень расстроен и вслух переживал всю дорогу до стойбища:

— Это я все спросонья! Не сообразил, побежал, тебя вон заставил какой крюк сделать… Эх, ребята узнают — засмеют!

Но ребята не узнали. Дед Николай, вернувшись с дежурства, только укоризненно покачал головой, взглянув на Сергея, и пошел запрягать свой аргиш.

Уже через полчаса караваны вытянулись, подобно косякам перелетных птиц, полозья нарт заскользили по влажному мху, зазвенели бубенцы на упряжках. Мы уходили дальше на север, в предгорья Полярного Урала…

Пепельный

Прошло много дней. Жизнь в стойбище, бывшая поначалу трудной и непривычной, стала казаться нам с Сашей единственно возможным способом существования. Мы почти не вспоминали Москву, забыли о том, что находимся в экспедиции, полностью захваченные бесконечным движением на север. На север летели птицы, чьи крики слышали мы в вышине; на север текли реки, чтобы слиться с ледяным океаном; на север шли олени, двигались наши аргиши. Я чувствовал, как сквозь меня проходит невидимый поток, заставляющий все живое в тундре летом устремляться на север, навстречу низкому полуночному солнцу. Этот поток наполнял сердце беспричинной радостью, очень светлым ощущением бытия. Я чувствовал себя на своем месте, нужным своим друзьям, опьяненный ощущением неразрывного единства со всем миром тундры…

Каждое утро Саша, как настоящая хозяйка, сворачивала наш полог, помогала женщинам готовить еду, собирать и ставить чум. Девушка освоила выделку шкур и даже сшила себе тучан — женскую сумку, в которой хранила иглы и нитки из жил оленя.

Я научился запрягать оленей, спокойно вел упряжку по самым сложным участкам тундры, и лишь потускневшие от солнца и дождей красные ленточки на рогах моих быков напоминали о начале нашего путешествия. Каждые три дня, сменяя Кольку и младшего брата Сергея, я дежурил в стаде, утром пригоняя ездовых быков к стойбищу. А дважды с собой на дежурство брал меня дед Николай, и я почувствовал, каково управлять стадом в три тысячи голов. Старик объяснял мне повадки оленей, учил, как искать отбившихся от стада животных, как направлять огромное стадо, не затрачивая лишних усилий.

В конце июля установилась жаркая погода, и комары, до этого не доставлявшие нам особых хлопот, стали набрасываться на людей и животных, не давая покоя ни днем, ни ночью. Мы не вылезали из накомарников, от неумолчного комариного звона болела голова. В очаги чума хозяйки бросали сырые ветки, дым висел плотной пеленой, и в чуме можно было только сидеть или лежать: стоящему человеку дым тут же выедал глаза. На ночь женщины плотно заправляли пологи под шкуры, чтобы комары не могли пробраться внутрь. Но даже все эти способы, к которым мы добавили еще и современные репелленты, не спасали от комаров.

— Хозяин Нижнего Мира, бог болезней и смерти Нга, летом малицу свою вытряхивает! — приговаривала Мария, веткой отгоняя комаров от колыбели, в которой спала ее внучка. — И его грязь с перхотью в комаров и мошку превращаются, на беду оленям да людям… Мы потому летом и печки не возим с собой, очаги выкладываем, чтобы дымом проклятие Нга из чума выгонять…

Оленям действительно было тяжко: комары поедом ели бедных животных, кусая в не защищенные мехом морды и лапы. Олени теперь все время бежали, чтобы спастись от комаров, и у пастухов прибавилось работы.

— Если они так бежать будут, мы все стадо потеряем! — объяснял мне Коля. — Остановить их невозможно, они сейчас ничего не соображают. Надо оленей заставить по кругу ходить, тогда стадо вроде и бежит, и в то же время никуда не уходит!

Теперь пастухам приходилось «вращать» стадо, и на дежурство мы ходили вдвоем, а то и втроем. Я дежурил с дедом Николаем и Сергеем и всю ночь бегал, орал и хлопал в ладоши, пытаясь заставить обезумевших от боли животных идти по кругу. Днем я засыпал на ходу и после третьего дежурства признался Сашке:

— Если так будет продолжаться, я просто умру. Не могу больше не спать!

— А что, по-моему, героическая смерть для начальника экспедиции: умер от усталости, спасая совхозных оленей! — улыбнулась Саша и добавила, взъерошив мне волосы: — Спи в нарте, я сама поведу упряжку!

Это меня спасло: днем я немного отсыпался и к вечеру был готов снова дежурить в стаде. Правда, совесть немного мучила — у других оленеводов не было возможности спать днем, каждому приходилось вести свой аргиш самостоятельно.

Не знаю, чем бы все это закончилось, но, на наше счастье, задул холодный северный ветер. Комары попрятались, и жизнь стойбища вошла в привычное русло.

Однажды утром я привычно зашел в загон, чтобы поймать своих ездовых. Я вывел четырех быков, стал искать пятого и вскоре увидел его — прижавшись к нартам ограждения, бык тяжело дышал и смотрел на меня покрасневшими глазами. Мне показалось, что пятый ездовой немного подрос и стал более светлым, но я отогнал наваждение: ленточки на рогах не позволяли мне ошибиться.

— Так, иди сюда! — ласково сказал я быку и попытался надеть ему на морду недоуздок. Не тут-то было! Едва я дотронулся до животного, как олень вырвался и отбежал на другую сторону загона.

— Да что с тобой такое сегодня? — ничего не понимая, я вновь попытался поймать оленя, но опять безрезультатно. Наконец я зажал сопротивлявшееся животное в угол и накинул ему на морду петлю. Олень вырывался, хрипел и старался ударить меня копытами.

— Слушай, что с ним такое? — крикнул я Виктору, который был неподалеку.

— Может, грибов каких поел в тундре… — пожал плечами Виктор и отвернулся.

— Виктор, а это вообще мой олень? — снова крикнул я, пытаясь удержать беснующееся животное. — Этот какой-то серый и большой очень, мой мельче был!

— Как не твой олень? — Виктор хитро посмотрел на меня и усмехнулся: — Вон ленточки на рогах!

И тут я все понял! Ночью мужики поймали какого-то совершенно дикого оленя и привязали ему на рога ленточки с моего быка!

«Ах, вы так, да! — зло подумал я, охваченный каким-то спортивным азартом. — Экзамен