Имидж старой девы - Елена Арсеньева

– Что любезно дамам с у́тра? Камасутра, Камасутра! –пробормотала Алина.

– Что? – засмеялась Татьяна.

– Да так, ничего, это я в какой-то книжке вычитала. Вдетективном, между прочим, романе, только не помню чьем. Спасибо запредложение, Танечка, только мне пора ехать. У меня на сегодняшний вечерграндиозные планы. Так что чаек – в другой раз.

– Ну… ты езжай, если так, – Татьяна вскинула на нее свои,безусловно, красивые глаза. – А мы с Шуриком попьем чайку, верно? Наверняка намнайдется о чем поговорить. Возможно, он в этом деле разглядел нечто большее,чем я. И что-нибудь подскажет мне, наведет на какие-то размышления…

Александр Васильевич Бергер по наивности своей поначалу дажеоглянулся, не сообразив, откуда тут мог оказаться Шурик – в смысле Кича. Потомсообразил, что Шурик – это он, Бергер. Но дело в том, что это имя он простотерпеть не мог. Саша – еще куда ни шло. А Шура, Шурик – просто жуть какая-то.Жмурик, ханурик, мазурик, Шурик… бр-р!

Но называться Шуриком – еще полбеды. Поглядев вчистые-чистые, совершенно невинные глаза Татьяны, он вдруг смекнул, чтоограничить общение «с Шуриком» чаем и тортиком «Медовый аромат» она явно ненамерена. И дело не только в том, что она не отстанет от Бергера, пока невытянет из него до донышка всю информацию и не дознается обо всех его догадках.Похоже, Алина была права. Похоже, Татьяна оказалась и впрямь роковой женщиной…

Вот попался следователь Бергер! Как бы это выпутатьсяполовчей, чтобы не обидеть подружку Алины? Как сбежать, не проявив чернуюнеблагодарность к женщине, которая дала ему столько важной информации?

И тут под его локоть просунулась мягкая, нежная ручка,обтянутая розово-лиловым шелком и пахнущая «Шанелью номер пять».

– Тань, ты, ради бога, извини, – честно призналась Алина. –Но мои планы на вечер непосредственно связаны с этим молодым человеком. Так что«Камасутра» у тебя произойдет, видимо, в другой раз. И… с кем-нибудь другим.Чао!

Таким образом, без черной неблагодарности все же необошлось.

Я сижу в мансарде, за антикварным бюро, перед антикварнымзеркалом и, косясь то на свое отражение, то на фото Арины, накладываю макияж.Что-то это занятие начинает входить у меня в привычку! Но Бертран нарочнопросил меня стать совершенно неузнаваемой. Говорили мы об этом ночью – ведь онне обманул, позвонил, как и обещал.

– Как там? – спросил дрожащим голосом, и я сразу поняла, чтоимеется в виду.

– Тихо, – шепотом отвечаю я, потому что бессонная Лизатолько-только начала заводить глазки. – Ни слова не сказали.

– Ладно, если что, сообщи им, что я намерен когда-нибудьсделать тебя честной женщиной, – усмехается Бертран. – Вот разберемся с этимделом – и приду с официальным предложением.

– Что?! – в ужасе кричу я, и Лизочек, конечно, немедленновозбуждается и начинает вторить мне. Кое-как, с пятого на десятое, я сквозь еекрик разбираю просьбу Бертрана освободиться от домашних дел завтра содиннадцати утра до двух часов дня и изменить облик. Зачем, что нам предстоит –совершенно не понимаю. Но отчего-то не спорю. Отчего? Неужели мне нравится емуподчиняться? Ну да, ведь я известная мазохистка!

Я почти не спала ночь – правильно тетушка Элинор сказалакогда-то, что у меня позднее зажигание. До меня все доезжает с опозданием, втом числе и страх.

Смотрела из окна на улицу, которая кишела полицейскимимашинами и самими жандармами, прибывшими на место происшествия как в авто и намотоциклах, так и весьма современным способом – на роликовых коньках, – идумала, думала… Ну и тряслась, конечно!

Я почти убеждена, что Фюре поджидал вчера вечером нас – ну,меня уж точно! Зачем? Вряд ли собирался тратить слова на разговор со мной.Подозреваю, что так и не дошла бы вчера до дома, не будь со мной рядомБертрана, а главное, не появись столь своевременно эта парочкадилетантов-мусорщиков. Впрочем, понятно, что они такие же мусорщики, как я –Жозефина Богарнэ. Да ладно, кто бы они ни были, мы с Бертраном, похоже, обязаныим жизнью. Но вот какая штука… Вряд ли эти двое в униформе ставили себе именнотакую задачу – спасти нас от Фюре. Тем более что они нас даже и не видели, ведьмы с Бертраном успели скрыться в подъезде до их появления! И нам крупноповезло… Ведь эти «волонтеры» совершенно целенаправленно намеревалисьприкончить злополучного Бонифаса. И, очевидно, не потерпели бы присутствиякаких-то ненужных свидетелей. А контейнеров, пригодных для хранения мертвыхтел, около подъездов стояло в изобилии…

Боже мой! Чего, каких тайн я невзначай коснулась? Во что,как принято выражаться, вляпалась? И почему, выбравшись из одной кошмарнойистории – в России, я не нашла ничего лучшего, как ввязаться в другую – на сейраз в бель Франс?

Руки дрожат так, что я тычу щеточкой для ресниц не в глаз, ав бровь. Почти по пословице, только наоборот. Отбрасываю щеточку и нервностискиваю руки, пытаясь успокоиться. «Я руки ломаю и пальцы разбрасываю,разломавши…» Совершенно как у Маяковского, которого теперь как-то даже ицитировать неудобно, а я его все равно люблю. Не это: «Клячу истории загоним!Левой! Левой! Левой!», а вот это: «…И, задыхаясь, в метелях полуденной пыли,врывается к богу, боится, что опоздал, плачет, целует ему морщинистую руку,клянется, что не перенесет эту беззвездную муку, просит, чтобы обязательно былазвезда…»

Господи, что я такое несу?! Нашла время предаваться любви кпоэзии! Руки дрожат все сильней. Чтобы как-то занять их, я хватаюсь за краябюро работы Луи Поля Вернона. Но это прикосновение меня не успокаивает. Стоиттолько вспомнить, что в списке Фюре были владельцы вещей, изготовленных этимсамым Верноном… А вдруг те люди, которые ночью убили Бонифаса, были егоподельниками? Не сошлись в чем-нибудь, прикончили партнера, но продолжают егодело? И смерть Фюре вовсе не уничтожила проблему, потому что я хотя бы зналапрежнего врага в лицо, а новых – не знаю! Я их просто не разглядела вчера!Толстый и тонкий – ну что это за приметы?

Я в полной панике. Мои руки так и мечутся туда-сюда. Смотрюна себя в зеркало, пытаясь внушить: «Спокойно, Катерина! Спокойно!» Однако вижутам не свое лицо, а близняшку в полной боевой раскраске, и это не прибавляетмне спокойствия. Скорее наоборот! Как я ненавижу ее! Когда только избавлюсь,наконец?! С удовольствием свернула бы ей шею! Вот так! Я хватаюсь за ручкуверхнего ящика и поворачиваю ее. Но… не по часовой стрелке, а против. Строгоговоря, ее вообще не следовало бы поворачивать, эту скобку. Нормальные людиберутся за нее, осторожно тянут – и вытаскивают ящик. Но ведь я сейчас невполне нормальна. Да только ли сейчас, если на то пошло?..