Имидж старой девы - Елена Арсеньева

– Они связаны не только с моей судьбой! – мягко улыбнуласьМадам. – Я хочу рассказать вам одну историю… Давно собиралась, но рада, чтодождалась сегодняшнего дня. Именно сегодня, когда в Париже служат мессу поневинно убиенным Людовику и Марии-Антуанетте, уместно говорить о судьбе их сына.

– Несчастный ребенок! – вздохнул император. – Хотя ему и непривелось окончить жизнь на эшафоте, он разделил трагическую судьбу своейсемьи. Никто не знает, где его могила…

– Разумеется, – кивнула Жозефина. – Потому что ее нет. Неможет быть могилы у живого человека!

Я давно не видела на чьем-либо лице такого изумления, какимосветилось лицо императора!

– Что вы имеете в виду, Мадам? – спросил он осторожно. – Доменя доходили какие-то смутные слухи о спасении дофина… неужели вы тожеподдерживаете их?

И тогда Мадам рассказала ему все с самого начала.

Когда она вышла из заключения, жизнь ее переменилась самымволшебным образом. Она стала подругой всемогущего в то время Поля Барраса.Символом возрожденных надежд и удачи для нее стали фиалки. И вот однажды, вмарте 1795 года, она появилась у ворот Тампля и умолила передать букетроскошных фиалок одному узнику страшной тюрьмы. Этим узником был дофин ЛюдовикСемнадцатый. В свое время он страстно любил фиалки, и страсть эта была известнавсем.

Мадам не просто так решила передать этот букет узнику. В товремя уже начал составляться план освобождения принца, и Жозефина захотела датьему знак надежды. Такой же, какой некогда получила сама.

В заговоре участвовало несколько человек, но душой его былиМадам и ее Поль Баррас. Всем известно, что охранником дофина был очень жестокийи тупой человек по имени Симон. Однако мало кто знает, что Жозефина не безтруда устроила на место этого выродка своего собственного слугу, уроженцаМартиники, откуда и сама была родом. Слуга был слепо предан ей. С его помощьюудалось подменить дофина чахлым, золотушным, недоразвитым ребенком, который иумер в тюрьме. Между тем дофин был тайно вывезен из Тампля и передан напопечение некоей мадам Жубер, уроженки Монжура. Воспитательница увезла егосначала в Бретань, а потом вместе с ним вернулась в Вандею. Она скрывалась тактщательно, что даже люди, заинтересованные в судьбе дофина, потеряли его след.Иногда то Баррас, то Жозефина получали тайные известия о том, что юный принцжив и здоров, посылали туда деньги, так что лишь они знали, где его искать. Атеперь об этом знала одна лишь Мадам.

– Я знаю, что он жив! – пылко воскликнула она. – Но пока натроне был Наполеон, мне приходилось следовать моей любви к нему. Ведь такполучилось, что мой супруг отнял трон у спасенного мною ребенка. Не зря егоназывали узурпатором! Что мне было делать? Я разрывалась между любовью к мужу исостраданием к дофину. Да и потом, когда мы расстались с императором, я немогла заставить себя держаться по отношению к нему нелояльно. Я вырвала изсвоего сердца образ юного принца, который несправедливо лишен престола. Слабаяженщина, я даже стала забывать о нем! Но теперь, когда речь идет о восшествиина престол графа Прованского, я чувствую, что настало время восстановить правазаконного наследника. А вы как думаете, сир?

– Завтра же! – возбужденно воскликнул Александр. – Завтра жескажу князю Беневентскому, что французский трон принадлежит сыну короляЛюдовика, а не графу Прованскому!

– Да! – воскликнула Мадам. – Этот человек его недостоин! Этонизкое, бесчестное существо! Ведь именно он, отвергнутый некогдаМарией-Антуанеттой, организовал мстительную кампанию клеветы на королеву,оболгал ее, извращал каждый ее поступок!

– Но в таком случае не странно ли, что его поддерживаетТалейран? – нахмурился русский царь.

– О! Талейран!..

Страница оборвана .

Спустя ровно тридцать минут Бергер убедился, чторассказывать Татьяне о той театральной встрече нет никакого смысла. Едва увидевжену, вернее, вдову Симанычева – крупную, неопрятную блондинку, – он сразуузнал ту особу, которая была вместе с погибшим в театре.

Конечно, лица ее Бергер тогда не разглядел, но широкоплечую,массивную фигуру Людмилы, а главное – ее нелепую прическу было трудно неузнать. Что касается лица, то его можно было, наверное, назвать дажепривлекательным, если бы Людмила Трегубова дала себе труд похудеть килограммовна двадцать. Пока на нем выделялись в основном щеки и нос картошкой. Впрочем,физиономия у вдовушки оказалась добродушная и отнюдь не унылая.

– Да ладно, – несколько фамильярно отмахнулась она отизвинений Татьяны, что вот-де пришлось ее побеспокоить. – Я же понимаю – работау вас такая! Ищите – может, и найдете чего.

Судя по задору в ее голосе, она в такие чудеса не верила.

– Среди вещей, обнаруженных у Геннадия Валерьевича, неоказалось ключей от квартиры, – пояснила Татьяна. – Вот мы и решили на всякийслучай проверить, не пропало ли чего. Например, он мог держать дома деньги, иесли ключи попали в руки преступников…

– Да какие у него могли быть деньги! – хмыкнула Людмила. –Он мне все отдал – как отступные. Остался гол как сокол, плакался, что я егораздела-разула, надо все сызнова наживать.

В ее голосе звучало глубокое удовлетворение. А Бергерподумал, что человек, который носит в барсетке три с половиной тысячи рублей,все-таки еще не совсем гол. Но, с другой стороны, у Трегубовой и Симанычевамогли быть совершенно другие критерии степени раздетости, чем у следователяБергера!

Квартира Симанычева поражала удивительной опрятностью.Бергер и сам был весьма аккуратен, не выносил раскиданных вещей, но здесь царилпросто-таки образцовый порядок, до которого пресловутому немецкому орднунгубыло куда как далеко!

– Вы что, успели прибраться? – с неудовольствием спросил онЛюдмилу, но та засмеялась:

– Да ну, больно надо! Мне на такую чистоту глядеть тошно, янеряха, между нами говоря, жуткая. Из-за этого мы с Геной и ругались всюдорогу. Ему бабой надо было родиться, чуть соринка-пылинка – его прямо трясло.Здесь с самого начала так было, правда, Татьяна Петровна? Я ни одной вещички нестронула!

Татьяна Пояркова, оказавшаяся Петровной, кивнула.

И верно, подумал Бергер, уборки не проводилось как минимумнеделю. На мебели, на безделушках лежал легкий налет пыли. И это все признакибеспорядка. Рачительный хозяин умер, а неряха Людмила просто еще не успелаучинить здесь милый ее сердцу ералаш.

А посторонних, похоже, и впрямь не было. Так что вопрос сключами остается открытым…