Имидж старой девы - Елена Арсеньева

Короче, я поворачиваю витую скобку против часовой стрелки –и она подается. Более того – вместе с ней поворачивается вся таинкрустированная вставка, которой я так восхищалась, – и падает мне на колени.

Что я натворила!

В ужасе смотрю на открывшееся передо мной темное отверстие.Краешком сознания отмечаю, что правы мудрые люди, уверяющие, будто клин надонепременно вышибать клином. Страх, который вызывали во мне убийцы Фюре,совершенно вышиблен страхом перед Морисом. Ему явно не повезло с бель сер!Вчера бесстыдно целовалась на площадке, сегодня сломала изделие самого Луи ПоляВернона…

Пытаюсь приладить вставку на место, но что-то мешает.Просовываю руку внутрь. Оказывается, передняя стенка ящика – полая.

Тайник!

Пальцы натыкаются на нечто пыльное, бумажное. Вытаскиваю –ну да, бумага. Что-то вроде тетрадки из тонких-претонких листов, аккуратно,вручную, сшитых вместе нитками прелестного бледно-лилового цвета. Нитки выцвелисо временем – так же как и чернила, которыми исписаны листки.

Я распахиваю рукопись посередине. Часть листков вырвана, новот целая страница.

Неудивительно, что выцвели чернила!.. Наверху страницынадпись – 24 мая 1814 года .

Вот это да!

У меня даже руки дрожат от невероятности свершившегося.Ноздрей касается легкий аромат. Духи? Нет, такое ощущение, будто я держу вруках саше из давным-давно засушенных лепестков розы.

Или лаванды? Или ландыша? В том-то и прелесть этого аромата,что невозможно понять, чему он принадлежит. Может быть, его даже не существуетна самом деле, это одно только мое воображение. Или… или это аромат далекихлет?

Наклонный почерк разбираю с трудом – мой французский нестоль хорош, чтобы я запросто читала письменные тексты. Глаз выхватывает толькоотдельные фразы:

«…Она не находила себе места, пока не получила наконец своифиалки. Со слезами восторга на глазах схватила букет, поднесла к лицу – изамерла, словно задохнулась. Лицо ее стало бледным, смертельно бледным.Отшвырнула цветы с таким ужасом, словно из них выглядывала ядовитая змея.

– Мадам, что с вами, Мадам?! – ахнула я.

Она пыталась вздохнуть, но не могла. Под глазами вмигобозначились черные тени. Руки судорожно хватали воздух. Я завопила так, что изприемной влетел Моршан с пистолетом на изготовку. Бог весть что он возомнилсебе, может быть, что в дом ворвались разбойники? Кажется, его вид усугубилсостояние Мадам, которая зашаталась, закатила глаза…

– Зовите доктора! – крикнул Моршан, отшвыривая пистолет иподхватывая Мадам.

Грохнул выстрел. Это разрядился упавший пистолет, посчастью, не причинив никому вреда. Кабинет мигом наполнился охраной. Эти идиотыметались туда-сюда, разыскивая воображаемого разбойника, но не обращая вниманияна Мадам, которая умирала на их глазах!

Господи, почему во всякой трагедии непременно присутствуетфарс?!

Тут, переваливаясь с ноги на ногу, наконец-то прибежал нашдобродушный толстяк. Мгновенно понял, что происходит, и сунул госпоже к лицукакой-то флакон. Она судорожно вдохнула, раз, другой…

– Посадите ее, посадите! – зашипел доктор на Моршана. Тотосторожно опустил Мадам в кресло.

Мы с доктором хлопотали над госпожой, пока в ее лицо невозвратились краски жизни. Губы порозовели. Она даже смогла разомкнуть их ивыговорить:

– Спасибо… я уже думала, что умираю.

– Ну, – добродушно проворчал наш толстяк, убирая руки заспину и выпячивая свое и без того внушительное брюшко, – вы явно поспешили.Вечно вы спешите, прекрасная дама! На бал, на свидание с русским императором,на тот свет… Вам, похоже, все равно, куда спешить!

Он пошучивал, он делал вид, что спокоен, что ему дажевесело, но я-то видела, как дрожат его стиснутые за спиной руки!

Наконец мы все немного успокоились.

– Что произошло, Жизель? – тихо спросил меня доктор, улучивмгновение, когда Мадам отвлеклась.

– Она понюхала цветы, – сказала я чистую правду. – Ей подалибукет фиалок, она понюхала – и вот…

– Эти цветы выросли на могиле! На могиле! – раздался голосгоспожи.

О, Бон Дье, она все слышала. Опять обозначились черные тенипод глазами, опять побледнели губы.

– Кто-то принес мне фиалки, выросшие на могиле! Кто этосделал? Зачем?!

– Успокойтесь, Мадам! – вскричал Моршан. – Я найду этогочеловека!

Он вышел из кабинета, чеканя шаг, такой смешной итрогательный в этом порыве защитить, спасти обожаемую госпожу. Бессмысленномпорыве…

– Где букет? – отрывисто спросил доктор.

Я показала на фиолетовый комок, валявшийся в углу. Мне жуткобыло даже коснуться этих цветов.

Доктор тяжело опустился на колени, поднял букет, приблизил клицу. Но не уткнулся в него, как это сделала Мадам, а сделал несколькоосторожных движений ладонью, будто подгоняя к себе аромат.

– Странные фиалки, – пробормотал он. – Очень странные!

– Я вам говорю, они выросли на могиле! – исступленноповторяла Мадам. – Они пахнут смертью!

Доктор положил цветы на бюро, потом ухватился за него обеимируками и с усилием поднялся.

– Вы знаете, Мадам, я матерьялист, – сказал он сурово. – Ядалек от этих ваших мистических охов-вздохов. Не знаю, с чего вы взяли, будтосии фиалки выросли на могиле. Да хотя бы так – они не могли приобрести в связис этим никаких смертоносных свойств. Это все ваши дамские чувствования.Успокойтесь и давайте-ка пройдите в опочивальню. Вечером к вам званы гости, яне ошибся? Вот и лягте, и отдохните, и придите в себя. Все привыкли видеть васослепительной красавицей, а сейчас вы похожи на призрак. Быстро в постель,быстренько!

Я вызвала горничных, они взяли Мадам под руки и увели вспальню. Я пошла было следом.

– Задержитесь еще на минутку, Жизель! – окликнул меня докторс веселой улыбкой.

Но улыбался он, только чтобы не встревожить Мадам. Чутьтолько за ней закрылась дверь, как доктор сорвал улыбку с лица и словновышвырнул ее в окно.

– Какого черта тут происходит?! – вскричал он свистящимшепотом, хватая меня за локоть. – Вы все обо всех знаете, говорите быстро – чтопроисходит?