Пружина для мышеловки - Александра Маринина

Я люблю бывать в домах, где старики окружены любовью изаботой, причем не показной, рассчитанной на получение квартиры в наследство, аискренней, настоящей. Дом Дубовицкого был именно таким, и мне сразу стало такхорошо в этой квартире, что даже головная боль прошла.

Анатолий Степанович провел меня в свою комнату, где написьменном столе лежали книги, старые газеты и рукописные листы (похоже, он и всамом деле пишет мемуары), усадил в удобное кресло, велел младшей невестке, тоесть жене внука, принести нам чаю и приготовился слушать. Выслушав же, дробно иглуховато рассмеялся:

– Вы ошибаетесь, молодой человек, все было не так, совсем нетак. Никаких высоких должностных лиц, которых нужно было бы покрывать, там небыло. Я хорошо помню это дело.

– Почему?– насторожился я.

Почему он хорошо помнит дело тридцатилетней давности, если внем не было никакой лжи, никаких политических мотивов и вообще ничегоособенного?

– Да потому, что шуму было много. Родители убитых детейсоздали инициативную группу, им казалось, что милиция не занимается поискамиубийцы, что дело пущено на самотек, и они приняли решение написать петицию,собрать общественность и выйти на манифестацию в день открытия Двадцать пятогосъезда партии. Но у КГБ работа с источниками информации среди населения всегдабыла хорошо поставлена, и об этой инициативе стало известно. Нужно было срочно найтиубийцу, чтобы успокоить родителей. Вы же понимаете, что это такое: манифестацияи обращение к съезду с негативной информацией о правоохранительных органах!Впрочем, вы, наверное, не понимаете, вы же так молоды… Можете мне поверить, кэтому отнеслись очень серьезно, очень. Кроме того, прошла информация, что учленов группы были какие-то выходы на западных журналистов, и мог выйтинеприятный скандал. Вот как раз в тот момент дело и пошло в Прокуратуру СССР,на него бросили все силы, даже студентов-практикантов задействовали. Я, кстати,лично писал указание привлекать не поехавших на сельхозработы студентовюридических и других вузов для рутинной работы. С учебы снимать, конечно, былонепозволительно, а вот поработать в Прокуратуре СССР вместо «картошки» – милоедело. Я же курировал административные органы, то есть МВД страны и всюмилицию,– гордо пояснил Анатолий Степанович.

– А студенты-то зачем?– не понял я.– Какой отних прок? Они же ничего не понимают в раскрытии таких сложных преступлений.Особенно если они даже не из юридического вуза.

– О, вы не понимаете,– он снова довольнорассмеялся.– Знаете, как была организована работа? Со всей Москвы, извсех отделений милиции собрали информацию о мужчинах, которые в течениепоследних пяти лет попадались за любые проявления сексуальной патологии.Эксгибиционисты, вуайеристы, те, кто приставал к женщинам в транспорте или наулице с разными непристойностями. Как правило, на них составлялиадминистративный протокол за мелкое хулиганство. Знаете, сколько их набралосьпо всему городу? Пятьдесят тысяч! Это же немыслимо! По городу ходили пятьдесяттысяч половых психопатов! Понятно, что одному МУРу такую махину было неподнять, и мечтать нечего. Ну вот, сведения о каждом таком психопате заносилисьна отдельную карточку, и по каждому направлялся запрос в информационный центрМВД: где он сейчас? И стали приходить ответы: кто сидит в колонии, ктонаходится на длительном лечении в психбольнице, кто умер уже, а кто продолжаетпроживать в Москве. Так эти студенты должны были взять ответ, найти карточку наэтого человека и краешек карточки прокрасить чернилами определенного цвета взависимости от содержания ответа. Что вы так на меня смотрите? Это сейчас всяинформация обрабатывается на компьютерах, а в те времена вручную работали,по-другому не получалось.

У меня действительно мина была весьма выразительной, но неоттого, что я услышал Кошмарные Ужасы о том, как обрабатывали информацию вдокомпьютерную эру, а потому, что я вспомнил… «Все дело в группе»,– повторялдоктору Юркунсу несчастный залеченный сильными психотропными препаратами ОлегПетрович Личко. Так вот о какой группе он говорил! Он откуда-то знал о ней.Впрочем, он ведь работал в штабе ГУВД и вполне мог знать.

Итак, потерпевшие образовали инициативную группу, и воизбежание скандала необходимо было срочно найти убийцу, чтобы успокоитьбезутешных родителей. А тут как раз Личко подвернулся со своими «угадайками»,ну как же удержаться от соблазна быстренько закрыть дело и всем позатыкать рты!Ведь не было никаких гарантий, что к открытию Съезда партии настоящего убийцунайдут.

Ну вот и всё. Больше ничего не нужно. Невиновность ОлегаЛичко можно считать установленной, Андрей Мусатов может больше не тратитьденьги, вздохнуть свободно и перестать считать себя сыном сумасшедшегодетоубийцы-маньяка. Мне не нужно искать ни Ситникова, ни каких-то других людей,которые могут пролить свет… Света и так достаточно.

Правда, Личко постоянно твердил не только о группе, но и отом, «почему Лена это сделала», а вот на этот вопрос ответ так и не получен. Новажно ли это? Ну сделала – и сделала, дала ложные показания, потому что ейвелели, заставили, запугали или что там еще. Какая разница, каким именнообразом на нее воздействовали, ведь теперь уже очевидно, что показания былиложными, что Личко невиновен и что все это затеяно было во имя спасенияпрестижа не какого-то одного чиновника или его сынка, а всей страны и ее роднойсоветской милиции во главе с министром – ближайшим и давним другом Генсека.

Я просидел у Дубовицкого довольно долго, и когда возвращалсядомой, магазин, в котором я обычно покупаю мясо для котов, уже был закрыт.Можно было бы доехать до круглосуточного супермаркета, но там мясо какое-тодругое, наверное, от другого поставщика, и мои коты его не едят. Я несколькораз пробовал, и приходилось все выбрасывать. Ну что ж, значит, вопрос решилсясам собой. Мясо переносим на завтра.

Дома я расслабился, залез в горячую ванну и началпредставлять себе, как завтра прямо с утра позвоню Мусатову, скажу, что делозакончено, договорюсь о встрече, а когда мы встретимся, я скромно потуплюглазки и поведаю в украшающих меня подробностях, в какой момент и до чего ядогадался. Надеюсь, он перескажет все это Юле, и она, может быть, станет думатьобо мне чуть лучше. Я не стану делать ничего для того, чтобы «случайно»встретиться с ней или ненароком поговорить по телефону, но пусть она хотя быуслышит обо мне что-то хорошее. Это ни к чему не приведет, но мне будетприятно. Я идиот, да?

На другой день, в воскресенье, я встал ровно в восемь, попервому же требованию Ринго, бдительно следящим за расписанием кормления котов,насыпал и налил в мисочки все, что полагается, и снова блаженно улегся пододеяло. Мне было спокойно и радостно. Я радовался за Мусатова, который ужесовсем скоро, буквально через пару часов (в выходной день звонить раньше десятиутра неприлично, пусть люди выспятся) узнает хорошие новости. Я радовался засебя, потому что… Ну что кривить душой, я все-таки молодец. И человеку помог, исебя уважаю. И как это я за даты уцепился? Ведь заметил же, что дело ушло вПрокуратуру СССР раньше, чем появился подозреваемый – работник столичноймилиции, и оказался прав, тянуть надо было именно за эту ниточку.