Сороки-убийцы - Энтони Горовиц

— По двум причинам. Не хочу, чтобы ты выставила себя идиоткой. И, честно говоря, мне кажется, что твои действия могут еще более осложнить положение компании.

— Чарльз... — заикнулась было я, но тут кто-то застучал вилкой по краю бокала, и в комнате воцарилась тишина.

Я осмотрелась. На лестнице, ведущей к номерам, стояли Джеймс Тейлор и Саджид Хан. Джеймс был лет на десять моложе любого из присутствующих и не мог выглядеть более неуместно в качестве хозяина.

— Леди и джентльмены! — произнес он. — Саджид попросил меня сказать несколько слов. Прежде всего я хотел бы поблагодарить его за все сегодняшние приготовления. Как всем вам известно, я до самого недавнего времени был партнером Алана и хочу сказать, что очень любил его и мне будет ужасно его не хватать. Многие задают мне вопрос о планах на будущее, поэтому я скажу, что теперь, после его смерти, я не останусь во Фрамлингеме, хотя и был очень счастлив здесь. Говоря по существу, если это кому интересно, Эбби-Грейндж выставляется на продажу. Кстати, спасибо вам всем. Боюсь, мне всегда не очень нравились похороны, но, как я уже сказал, я благодарен им за шанс увидеть вас и попрощаться. И особенно сказать «прощай» Алану. Я знаю, как много для него значило упокоиться на кладбище церкви Святого Михаила, и уверен, что очень многие люди будут приходить сюда и навещать его — люди, любящие его книги. Прошу вас, продолжайте угощаться. И еще раз спасибо.

Речь была не ахти и произнесена не только сбивчиво, но и как-то беспечно. Джеймс уже прежде сказал мне, что не намерен оставаться в Суффолке, а теперь довел это до сведения всех прочих. За разговором я оглядывала комнату, стараясь следить за поведением собравшихся.

Викарий стоял в стороне, с каменным лицом. К нему подошла женщина, ростом намного ниже него, полная, с небрежно убранными рыжеватыми волосами. Я предположила, что это его жена. Джон Уайт на поминки не пришел, зато суперинтендант Локк был здесь — если мне правильно удалось вычислить личность темнокожего на кладбище. Мелисса Конвей с сыном ушли, как только Джеймс начал говорить. Я видела, как они выскользнули через заднюю дверь. Я легко могла представить, каково им слушать бойфренда Алана. И тем не менее огорчилась, потому что хотела поговорить с ними. Но второй раз бросаться в погоню не годится.

Джеймс обменялся с поверенным рукопожатием и вышел из комнаты, перекинувшись по пути несколькими словами с парой доброжелателей. Я повернулась к Чарльзу, собираясь продолжить прерванный разговор, но в этот миг у него пискнул мобильный. Он вытащил телефон и бросил взгляд на дисплей.

— Моя машина пришла. — Он заказал такси до станции в Ипсуиче.

— Давай подвезу тебя? — предложила я.

— Нет, все в порядке. — Чарльз взял плащ и накинул его на руку. — Нам нужно серьезно поговорить об Алане, Сьюзен. Если ты твердо намерена продолжать это свое расследование, то не мне тебя останавливать. Но ты хорошенько обдумай, что делаешь... все последствия.

— Я понимаю.

— Тебе удалось продвинуться в поиске пропавших глав? По-моему, это важнее.

— Я ищу.

— Ну ладно. Удачи. Увидимся в понедельник.

Целоваться на прощание мы не стали. Я ни разу не целовала Чарльза за все долгие годы нашего знакомства. Он слишком официальный для этого, слишком зашнурованный. Мне даже трудно представить его целующим жену.

Он ушел. Я допила вино и отправилась за ключом. В мои планы входило принять ванну и отдохнуть перед ужином с Джеймсом Тейлором, но на пути к лестнице — гости начали уже расходиться, оставляя на подносах нетронутые сэндвичи, — я столкнулась с Клэр Дженкинс. В руках она держала коричневый конверт формата А4, в котором, судя по виду, лежал с десяток листов бумаги. На миг сердце у меня подпрыгнуло. Она нашла пропавшие страницы! Неужели все получилось так просто?

Не получилось.

— Я сказала, что напишу про Алана, — напомнила мне Клэр, робко взмахнув перед собой конвертом. — Вы интересовались, каким он был ребенком, как мы росли вместе.

Глаза у нее до сих пор были красные и заплаканные. Если существует веб-сайт, предлагающий эксклюзивную одежду для похорон, эта женщина явно его нашла. На ней был черный бархат и слегка викторианские черные кружева.

— Очень любезно с вашей стороны, миссис Дженкинс, — ответила я.

— Наш разговор заставил меня задуматься про Алана, и я с удовольствием написала вот это. Не уверена, что от этого может быть прок. По части письма мне до него далеко. Но возможно, здесь вы найдете то, что вас интересует.

Клэр в последний раз взвесила в руке конверт, словно ей жаль было с ним расставаться, и наконец протянула его мне.

— Я сделала копию, так что обратно отсылать не нужно.

— Спасибо.

Она продолжала стоять на месте, словно ожидая чего-то еще.

— Примите самые искренние мои соболезнования с вашей утратой, — сказала я. Да, то, что нужно. Клэр кивнула.

— Поверить не могу, что его нет, — произнесла она и сразу ушла.

Мне не верится, что Алан умер.

Я хочу написать про него, но не знаю, с чего начать. Я прочитала в газетах несколько посвященных Алану некрологов, и ни один даже близко не воссоздает его облик. О да, всем известно, когда он родился, какие книги написал, какие премии получил. Про него пишут много лестных слов. Но всем этим журналистам не удалось показать настоящего Алана. Честное слово, я удивлена, почему им не пришло в голову позвонить мне, ведь я могла бы просветить их по части того, каким он на самом деле был, начиная с того факта (я вам о нем говорила), что он не мог покончить с собой. Если выделять в Алане главную его черту, так это умение выживать. Она присуща и мне. Мы всегда были очень близки, даже если между нами случались размолвки, и если болезнь действительно подтолкнула его к отчаянию, то он непременно позвонил бы мне, прежде чем решиться на такой шаг.

Он не спрыгнул с той башни. Его столкнули. Почему я так уверена? Чтобы понять, вы должны знать, откуда мы пришли, какой далекий путь проделали вместе. Он ни за что не бросил бы меня одну, хотя бы не предупредив заранее.

Давайте вернемся к самому началу.

Мы с Аланом росли в месте, называемом Чорли-Холл, это совсем рядом с хартфордширским городом Сент-Олбанс. Чорли-Холл представлял собой подготовительную частную школу для мальчиков, и наш отец, Элиас Конвей, был ее директором. Наша мать тоже работала в школе. Она трудилась полный день, исполняя обязанности жены директора: вела дела с родителями и помогала медсестре, если кто-то из мальчиков болел, но часто жаловалась, что толком ей никогда не платили.

Это было жуткое место. И мой отец был жуткий человек. Они очень подходили друг другу. Он поступил в школу учителем математики, и насколько мне известно, всегда работал в частных заведениях — потому, наверное, что в те времена наниматели не предъявляли таких строгих требований к педагогам. Наверное, ужасно говорить так о собственном отце, но это правда. Я рада, что не училась там. Я ходила в дневную школу для девочек в Сент-Олбансе. А вот Алану не повезло.