Призрачный рай - Mila Moon

почему она даже не симулирует, как это делают обычные шлюхи.

— Я не могу, — выдохнула слабо Хэйс, отворачиваясь и пряча взгляд.

Я сжал ее подбородок, принуждая посмотреть на меня, и прошипел, с силой оттягивая зубами нижнюю покрасневшую от поцелуев губу:

— Я хочу, чтобы ты кричала. Кричи.

— Я не могу, — повторила блондинка, раздражая и вызывая ярость.

Провел по щеке рукой, а пальцы обхватили горло, чувствуя, как пульсирует жилка. В красивых голубых глазах впервые проснулись зачатки эмоций, когда я склонился и, оскалившись, грубо бросил:

— Тогда не приползай ко мне за новой дозой оргазма и раздвигай свои ноги перед кем-то другим. Твоя дырка ничем не отличается от остальных, Слэйн.

Я оттолкнул ее, резко поднимаясь на ноги. Как же она бесила своим поведением, включая «снежную королеву». Да чхал я на то, что с ней весело и не надо париться, пусть развлекается и подставляет свою киску кому угодно. Смотреть, как она подавляет свои эмоции во время секса, уже осточертело.

— Я не… я не чувствую оргазма.

Я замер на полпути к оставленной поодаль машине и нахмурился, разворачиваясь.

— Что?

— Я ничего не чувствую. Ничего, — пробормотала блондинка, взирая на меня со страхом в глазах. Дар речи пропал, когда мы неотрывно смотрели друг на друга, и я знал, что Слэйн не лгала. Я достал «Pall Mall» и закурил, делая несколько глубоких тяг подряд. Взгляд иногда задевал ее и перемещался на спокойную гладь Тихого океана, в водах которого купалась бледная луна.

— Ты ведь считаешь меня пустышкой? Да, так и есть. Для тебя я очередная подстилка. Я уже забыла, где настоящая Слэйн Хэйс, — она говорила с придыханием, будто хотела выплеснуть накопившуюся за годы боль, отпустить и не держать гнилой груз в себе. А я не желал слушать ее исповедь, чувствуя, что слова затронут и вызовут ненужные мысли. — В этом мире все играют роли, носят маски, иногда они так прирастают, что при всем желание уже не сможешь избавиться, разве что вместе с окровавленной кожей. Когда смотрю в зеркало, отражение искажается, и я думаю, какой я была раньше? Это больно… Больно, когда считаешь себя пустышкой и привыкаешь к роли. Больно, когда теряешь вкус к жизни.

— Мило, но меня не трогают такие глубокие речи, — безэмоционально произнес ледяным тоном, затушил сигарету и прошел мимо.

— Оззи, — тихо позвала Слэйн, и я замер. — Я не могу кричать и ничего не чувствую, потому что с четырнадцати лет меня насиловал отчим.

Я оторопело развернулся, упираясь взглядом в ее затылок, а на лбу и переносице пролегли складки.

— Он был обычным педофилом, которому нравились маленькие непорочные девочки. Мать скончалась, и он показал свое истинное лицо. Я всегда знала, что он странный. Его взгляды, мимика пугали, но тогда я была глупой и не понимала элементарных вещей, а мать… Она не замечала, что жила в клетке с монстром, отдавая свое дитя ему на растерзание.

Ее плечи дрожали, а голос становился все тише, пробирая нутро до мурашек от услышанного. Наверное, по красивому лицу Слэйн катились слезы, которые я не хотел видеть. Потому что уже ощущал, как во мне просыпается жалость.

— Помню, после похорон мамы он зашел в мою комнату и сказал, не хочу ли я поиграть с ним? Я покачала головой, но такой ответ его не устроил. Он ведь хотел поиграть с малышкой Слэйн. Он хотел порвать ее розовое платьице и белые трусики, увидеть слезы, услышать детский крик. Знаешь, что чувствуют насильники, когда смотрят на мучения? Чем громче кричишь, тем больше он наслаждается страданиями.

«Замолчи. Замолчи. Замолчи», — твердил я, когда тело уже нехило потряхивало от ужаса. Я не любил ее… Я тоже просто имел ее без ласки, нежности и ответных чувств. Я монстр? Кого она видела перед собой, когда я входил в нее? Отчима?

— Для него это была любимая мелодия — слушать детские крики. «Не надо», «Хватит», «Я не хочу», «Перестань». Но больше всего ему нравилось слово «Пожалуйста». Я говорила… — я сглотнул и прикрыл глаза, чувствуя, как поднимается отвращение. — Я говорила… — Слэйн всхлипнула, и я сделал несколько шагов, но остановился, сдерживая порыв и сжимая кулаки. — «Пожалуйста, папочка, не делай мне больно». Таким тоненьким жалобным голоском, который доводил его до экстаза. Потом наступила тишина. Он не любил тишину. Он говорил «Кричи, кричи, Слэйн»…

— Перестань, — вырвалось сквозь сжатые зубы. Я схватил ее за плечи и развернул к себе, видя, как сверкают голубые топазы в свете луны, как скатываются слезинки. Впервые я лицезрел настоящие эмоции Слэйн Хэйс, когда она обнажала душу перед человеком, которому было откровенно плевать на чужую боль. — Зачем ты это рассказываешь?

Лучше бы Слэйн молчала и не показывала, что внутри изранена и морально уничтожена еще с детства. Лучше бы я не знал ее ужасной и грустной сказки, где Серый Волк съел Красную Шапочку.

— Потому что ты знаешь, что про меня говорят, — на ее искусанных и мокрых от слёз губах появилась улыбка. — Фригидная шлюшка Слэйн Хэйс. Ледяная королева, бездушная тварь, озабоченная бесчувственная мразина… — Слэйн в упор посмотрела, из груди вырвался прерывистый вздох, и она тихо прошептала: — Которой ты растопил сердце. Смешно, да?

— Я отвезу тебя домой, — не моргая, холодно произнес, отстранился и направился к Lamborghini.

Я не хотел думать, обмозговывать услышанное. Я не собирался сожалеть ей и сочувствовать. Я гнал автомобиль по ночной трассе, увеличивая скорость, с одним желанием — избавиться от Слэйн Хэйс раз и навсегда и того чувства, которое поселилось внутри.

Я не хотел, но…

Я думал, глядя на стакан с виски и таявшие кубики льда.

Я не хотел, но…

Курил и прокручивал в голове ее монолог, с каждым вздохом ненавидя себя еще больше.

Я не хотел, но…

Поехал к ней.

Она открыла дверь, и я порывисто прижал ее к себе, вдыхая пряный аромат от Gucci.

— Я повел себя как скотина, — пробормотал в платиновые волосы, прикрывая веки.

— Ты пил, да? — услышал смешок и разочарованный вздох. — Да, ты пил джек, потому что не приехал бы ко мне.

Я взял ее лицо в ладони, проводя большими пальцами, и заглянул в печальные голубые глаза. Поцеловал невесомо в губы, чувствуя, как она дрожит.

— От тебя несет виски и состраданием. Отстой.

Я хмыкнул и зарылся носом в ее волосы, целуя за ухом и пробуя ароматную кожу на вкус.

— Когда я увидела на террасе, как ты откровенно пялишься на меня, подумала: «Самоуверенный козел, значит, желтуха не соврала».

— Ты так