Пространство Большой Евразии XXI века. Интеграционные процессы: институты, направления, вызовы - Ефим Иосифович Пивовар

только экономический, но политический и военно-стратегический интерес. Его стратегическое значение обусловлено в первую очередь геополитическим расположением на стыке Европы и Азии, в потенциально конфликтоопасной зоне.

В 1998 г. в США был опубликован доклад, известный под названием «Инициатива по Каспийскому бассейну» (Caspian Basin Initiative)[967], и введен пост специального советника президента и госсекретаря США по энергетическим проблемам Каспийского бассейна. В июле 1999 г. этот пост занял карьерный американский дипломат и бывший посол США в Малайзии и Азиатско-Тихо океанском совете Дж. Уолф, Объектами энергичной челночной дипломатии Дж. Уолфа стали Турция, Грузия и три новых прикаспийских государства – Азербайджан, Туркменистан и Казахстан. Объединяющей идеей этих усилий явилось создание так называемого Евроазиатского энергетического коридора, под которым подразумевается объединение проектов нефте провода Баку – Тбилиси – Джейхан и Транскаспийского газопровода, который, соединив по дну Каспия Туркменистан и Азербайджан, перекачивал бы газ этих двух стран через территорию Грузии в Турцию и далее на западные рынки.

Энергетическая политика США и других западных стран в Прикаспии осуществляется не только средствами официальной дипломатии, но и, например, таких корпоративных гигантов, как Chevron, ExxonMobil, Bethel, General Electric, BP Amoco, Royal Dutch/Shell и др. На заседании Военного совета НАТО в сентябре 2000 г. по инициативе начальника генерального штаба вооруженных сил Турции рассматривался вопрос о создании в Стамбуле штаба сил быстрого реагирования НАТО, в зону ответственности, которых должны были войти Средняя Азия, Кавказ и Балканы.

Помимо активизации третьих стран в прикаспийском регионе, здесь накопилось немало других проблем, не признающих правовых рамок и границ. В результате последствий деятельности человека сильно нарушен экологический баланс Каспия, возникли проблемы экосистемы региона, поэтому необходимо оперативно объединить усилия всех прикаспийских государств для разработки согласованных совместных действий в этом направлении.

Однако главным стратегически важным ресурсом Каспийского моря для прибрежных государств являются углеводороды. По запасам нефти Каспийское море уступает Персидскому заливу, но превышает ресурсы Северного моря в два раза. Доказанные запасы нефти в Каспийском регионе составляют 5,1 млрд. т, доказанные запасы газа – 8 трлн. м3. По оптимистичным оценкам экспертов, экспорт нефти из Каспийского региона может достичь 2–4 млн. баррелей в день, или около 100–200 млн. т в год[968].

Морское бурение на нефтяных месторождениях Каспия началось в 1949 году. В преддверии активного освоения минеральных ресурсов Каспийского моря все острее вставали вопросы, связанные с определением его правового статуса. Речь идет о большом комплексе проблем регулирования государственной принадлежности акватории, суверенных прав на недропользование, сохранения уникальных биоресурсов, согласованной природоохранной политики. Принципиальное значение для прикаспийских стран имеет также проблема энергетической безопасности, включающая транспортировку нефти и газа, добываемых на шельфе Каспия и территории прикаспийских государств, к их собственным центрам нефтепереработки и на мировые рынки.

Режим Каспийского моря до распада Советского Союза регулировался До говором между РСФСР и Персией от 26 февраля 1921 г.[969] и Договором между СССР и Ираном от 25 марта 1940 г[970].

В договоре 1921 года особо подчеркивалось, что «обе Высокие Договаривающиеся Стороны согласны, что, с момента подписания настоящего Договора, они будут в равной степени пользоваться правом свободного плавания по Каспийскому морю под своим флагом»[971]. Таким образом, Каспийское море было объявлено общим для всех судов обеих сторон. В то же время, вопрос о разграничении вод Каспия в договоре отражен не был.

Установленные положения были подтверждены и в статье 13 Договора между СССР и Ираном от 25 марта 1940 г. о торговле и мореплавании. Так, в документе отмечалось: «Договаривающиеся Стороны условливаются, что в согласии с принципами, провозглашенными Договором от 26 февраля 1921 г. между Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой и Персией, на всем протяжении Каспийского моря могут находиться только суда, принадлежащие Союзу Советских Социалистических Республик или Ирана»[972].

Помимо того, существовал также секретный приказ народного комиссара внутренних дел СССР от 1935 г., согласно которому Ирану отводилась акватория в южной части моря, за линией Астара – Гасанкули. Фактически Каспий на девять десятых являлся внутренним морем СССР.

Позднее в советско-иранских документах появились пункты, согласно которым на бортах судов, плавающих по Каспийскому морю под советскими и иранскими флагами, могли находиться только граждане этих государств.

В этих соглашениях, действительно, подчеркивался закрытый статус Каспия как моря, где могут находиться только иранские и советские граждане.

В контексте дискуссий относительно использования прикаспийскими странами российских водных путей, в том числе для доставки тяжелого оборудования для нефтедобывающих платформ, до сих пор сохраняют свое значение положения Договора 1940 г. об обязательствах СССР предоставлять свободный транзит в Иран для продукции тех стран, с которыми СССР имел торговые соглашения, и с наибольшей благожелательностью рассматривать просьбы о транзите в случае импорта в Иран продукции государств, с которыми СССР таких соглашений не имел (статья X)[973].

Истоки серьезной юридической проблемы, касающейся правового статуса и секторального деления Каспия, объясняются тем обстоятельством, что за долгие годы Каспийское море так и не было официально разделено между СССР и Ираном. Следовательно, линия «Астара – Гасанкули» не являлась признанной морской советско-иранской границей. Более того, в двусторонних договорах между СССР и Ираном нет положений, которые бы прямо или косвенно подтверждали, что ресурсы моря находятся в совместной собственности двух стран. Таким образом, любое прибрежное каспийское государство имеет теоретические основания, апеллируя к советско-иранским договорам, устанавливать нефтедобывающие платформы практически в любой точке моря[974].

Геополитические изменения в мире, произошедшие в конце XX века, породили принципиально новую ситуацию и в регионе Каспия. На месте Советского Союза, являвшегося, наряду с Ираном, одним из двух государств на Каспийском море, в 1991 г, возникли четыре новых суверенных прикаспийских государства – Азербайджан, Казахстан, Россия и Туркменистан, которые так же получили доступ к ресурсам Каспия[975].

C появлением на карте мира новых независимых государств, вопрос о правовом статусе Каспия приобрел новое актуальное звучание. Кроме того, лидеры прикаспийских государств справедливо указывали на то, что советско-иранские договоры регулировали далеко не все аспекты правового статуса Каспия, не опирались полностью на инструменты современного международного права. В частности, такие важные в сфере морского права международно-правовые акты, как Женевская конвенция о континентальном шельфе и Конвенция ООН по морскому праву, появились соответственно в 1958 и 1982 годах[976].

Россия долгое время настаивала на установлении кондоминиума, предлагая рассматривать Каспийское море в качестве общего достояния пяти прибрежных государств и, соответственно, не позволять каких-либо односторонних действий по присвоению его пространств, а также ресурсов без согласия других[977].

В 1998 г. российская позиция претерпела изменения: Москва выступила за разграничение дна моря между сопредельными и противолежащими сторонами по модифицированной срединной