Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

Он появился под номером семьдесят четыре, – в голосеДженнингса звучало одновременно потрясение, изумление и отвращение. – Такнеожиданно.

– Что именно? – спросил Телл, но он знал ответ на свойвопрос, как только задал его.

– «Ныряю в грязь».

Это было название отрывка из выходящего альбома «Бей досамой смерти» группы «Мертвые ритмы», единственного, который казался Теллу иДженнингсу отдаленно подходящим для пластинки.

– Черт побери!

– Я с тобой полностью согласен, но у меня появилась безумнаямысль, что эта пластинка может попасть в «Топ-тен» – десятку лучших. Ты невидел видеозапись?

– Нет.

– Ты будешь потрясен. Это главным образом заслуга Джинджер –этой цыпочки, кувыркающейся в каком-то болотном ручье с парнем, похожим наДоналда Трампа в комбинезоне. Из этого отрывка исходит то, что моиинтеллектуальные друзья любят называть «смешанным эмоциональным воздействием».– И Дженнингс рассмеялся так громко, что Теллу пришлось отвести трубку от уха.

Когда Дженнингс сумел справиться с собой, он сказал:

– Как бы то ни было, это, возможно, означает, что весьальбом тоже попадет в десятку лучших. Собачье дерьмо в платиновой оправе всеравно остается собачьим дерьмом, но о нем упоминают как о платиновом отныне ивовеки Ты согласен со мной, Бвана?

– Полностью, – ответил Телл, выдвигая ящик стола чтобыубедиться, что кассета с записью «Мертвых ритмов» так и не прослушанная с техпор как Дженнингс дал ему ее в последний день микширования, все еще здесь.

– Ну и чем ты сейчас занимаешься? – спросил его Дженнингс.

– Ищу работу.

– Хочешь снова поработать со мной? Я составляю новый альбомРоджера Дэлтри. Начинаем через две недели.

– Господи, конечно!

Плата будет хорошей, но главное не в этом: после работы над«Мертвыми ритмами» и шести недель микширования «Бойни мастеров карате» записьбывшего ведущего певца группы «Ху» все равно что теплое местечко после холоднойночи. Каковы бы ни были личные качества Дэлтри, он по крайней мере умел петь.Да и приятно будет снова поработать с Дженнингсом.

– Где?

– Старая добрая студия «Табори» в «Мьюзик-сити».

– Я буду там.

Роджер Дэлтри оказался не только отличным певцом, но ивполне приличным парнем. Телл полагал, что предстоящие три или четыре недели онбудет работать с удовольствием. И вообще наступало хорошее время: у него быларабота, его имя упоминалось на обложке альбома, казавшегося в списке лучшихзаписей «Биллборда» на сорок первом месте (а одиночная запись поднялась досемнадцатого и продолжала подниматься). Наконец он способен платить за квартиру– впервые с того самого момента, как четыре года назад приехал в Нью-Йорк изПенсильвании.

На улице был июнь, деревья распустились, девушки снованосили короткие юбки, и мир казался весьма приятным местом. Такие чувстваиспытывал Телл, занимаясь микшированием, в первый день работы с Дженнингсом.Примерно без четверти два он почувствовал непреодолимое желание, вошел в туалетна третьем этаже, увидел когда-то белые кроссовки под дверью кабины номер один,и его хорошее настроение рассеялось, словно дым.

Нет, это не те кроссовки. Они не могут быть теми же.

Однако это были те же самые кроссовки. Лучше всего этодоказывало отсутствие шнурка в пустой дырочке на левой кроссовке, но и всеостальное было таким же. Совершенно таким же, включая их положение. Разницазаключалась лишь в одном: мертвых мух вокруг валялось гораздо больше.

Телл медленно прошел в третью, «свою», кабинку, расстегнулремень, спустил брюки и сел. Его ничуть не удивило то, что желание, заставившееподняться в туалет, совершенно исчезло. Тем не менее Телл посидел здесьнекоторое время, прислушиваясь. Шуршание газеты, чей-то кашель, хоть быкакой-то еще звук, черт побери.

Полная тишина.

Это потому, что я здесь совсем один, подумал Телл. Заисключением мертвеца в первой кабине.

Входная дверь туалета со стуком отворилась. Телл едваудержался от крика. Кто-то, напевая себе что-то под нос, приблизился кписсуарам. Только когда там потекла вода, в голову Телла пришло объяснение, ион успокоился. Объяснение оказалось простым до абсурда.., и, несомненно,верным. Он взглянул на часы и увидел, что сейчас 1.47 пополудни.

Отец всегда говорил ему, что человек, у которого всеестественные отправления происходят регулярно, – счастливый человек. Отец Теллабыл молчаливым человеком, и это выражение (вместе с советом «мой руки передтем, как садишься за тарелку») было одним из его немногочисленных афоризмов.Если регулярность действительно означает счастье, то Телл мог считать себясчастливым человеком. Нужда в посещении возникала у него ежедневно в одно и тоже время, и он полагал, что то же самое относится и к его приятелю вкроссовках, которому нравилась кабина номер один, тогда как сам Теллпредпочитал третью.

Но если необходимо пройти мимо кабинок, чтобы подойти кписсуарам, очень часто увидишь пустые кабины или по крайней мере с различнойобувью под дверями. В конце концов, насколько велика вероятность того, чтоникто не обнаружит человека в кабине туалета на протяжении… (Телл подсчитал вуме, сколько времени ему приходилось работать не здесь) примерно четырехмесяцев?

Ответа на этот вопрос не было. Он мог поверить в то, чтоуборщицы не слишком прилежно исполняют свои обязанности и редко подметаюткабины – столько мертвых мух. Но запас туалетной бумаги им приходится проверятькаждый день или хотя бы через день, правда? Если вообще не заходить в кабины,мертвые мухи начинают со временем разлагаться, верно? Ясно, что туалет – это несамое ароматное место на земле. Когда входишь сюда после того толстяка, чтоработает в этом же коридоре в студии «Янус-мьюзик», – вообще почти невыносимое,но вонь от разлагающегося тела должна быть куда сильнее, намного специфичнее.

Специфичнее?

Господи, что за слово. Да и откуда тебе известно об этом?Тебе ни разу не приходилось чувствовать, как пахнет раздвигающееся мертвоетело.

Это верно, но он не сомневался, чем пахнет, когда емуприходится нюхать это. Логика – это логика, регулярность – это регулярность,вот и все. Этот парень, наверное, что-то писал для студии «Янус-мьюзик» илислужил стихоплетом в «Снэппи-кардс» – фирме, расположенной в другом концекоридора. Кто его знает, может быть, сейчас он сидит на толчке и сочиняет стихидля поздравительных открыток:

Розы краснеют, фиалки синеют.

Ты думал, я мертвый, а я вот живой,