Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

И почту ношу в одночасье с тобой!

Не стихотворение, а дерьмо, подумал Телл и неожиданно дикорасхохотался. Парень, который так напугал его, хлопнул входной дверью и перешелтеперь к умывальникам. Плещущий звук, характерный для мытья рук, внезапнопрекратился. Телл представил себе, как незнакомец прислушивается, удивляясь,кто это так смеется в одной из закрытых кабинок. Пытается догадаться, что это:какая-то шутка или там разглядывают порнографические рисунки на стенках. Аможет быть, внутри сидит просто сумасшедший?

В конце концов, в Нью-Йорке масса сумасшедших. Их видишькаждый день, они разговаривают сами с собой, смеются безо всякой причины.., воткак сейчас рассмеялся сам Телл.

Он попытался представить себе мужчину в кроссовках, тожеприслушивающегося к его смеху, и не смог. Внезапно ему стало совсем не смешно.

Внезапно ему просто захотелось побыстрее уйти отсюда.

Впрочем, ему не хотелось, чтобы его увидел мужчина, стоящийвозле умывальника. Он уставится на него. Всего лишь на мгновение, но этогобудет достаточно, чтобы понять, о чем он думает. Нельзя доверять людям, которыемоются в закрытых кабинках туалета.

Послышалось клацанье каблуков по истертым шестиугольнымбелым плиткам пола, шум открываемой двери, шипение пневматического тормоза,медленно закрывающего ее. Дверь можно со стуком распахнуть, но пневматическийтормоз не даст ей захлопнуться. Это может расстроить швейцара на третьем этаже,который курит «Кэмел» и читает последний выпуск журнала «Крранг!».

Господи, здесь так тихо! Почему этот парень в своей кабинкедаже не шевелится? Ну хотя бы чуточку?

Но в туалете царила тишина, полная, густая и непроницаемаятишина. Такую тишину слышат в своих гробах мертвые, если они все еще могутслышать, и Телл снова почувствовал уверенность, что мужчина в кроссовках мертв.К черту логику, он мертв, и мертв уже бог знает сколько времени, и если выоткроете дверцу кабины, то увидите съежившуюся, покрытую язвами массу с руками,свесившимися меж ног, вы увидите… На мгновение он был готов крикнуть: «Эй,Кроссовки! С тобой все в порядке?» А если Кроссовки ответят не вопросительнымили раздраженным голосом, а мрачным лягушачьим кваканьем? Где-то он слышал опробуждении мертвых.., о связанной с этим опасности… Внезапно Телл вскочил,быстро спустил воду, мгновенно поднял «молнию» на ширинке и бросился к двери.Он сознавал, что через несколько секунд эти действия покажутся ему глупыми. Ивсе-таки он не сумел удержаться и бросил взгляд под дверь первой кабины, когдапроходил мимо. Грязные, белые, плохо зашнурованные кроссовки. И мертвые мухи.Множество мертвых мух.

«В моей кабине не было такого количества мертвых мух», –подумал он. И почему прошло столько времени, а хозяин кроссовок все еще незаметил, что промахнулся мимо одной дырки при шнуровке? А может быть, он носитих так все время, выражая этим свое артистическое отношение к миру?

Телл сильно толкнул дверь, выбегая из туалета. Швейцар напротивоположном конце коридора посмотрел на него с холодным любопытством,которым он одаривал простых смертных (в отличие от божеств в человеческомобличье вроде Роджера Дэлтри).

Телл поспешным шагом направился по коридору к«Табори-студиоз».

– Пол?

– В чем дело? – отозвался Дженнингс, не поднимая головы отпанели управления записью. Джорджи Ронклер стоял сбоку, внимательно глядя наДженнингса и покусывая ноготь. Впрочем, ногтей почти не осталось – Джорджи ужедавно обкусал их до того места, где они исчезают в живой ткани и нервныхокончаниях. Он то и дело посматривал на дверь: стоит Дженнингсу начатьпсиховать, и Джорджи незаметно проскользнет в нее.

– Мне кажется, вот тут, может быть, что-то не совсем так…

– Ну что еще? – простонал Дженнингс. – Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду запись барабана, вот что. Она звучит оченьплохо, и я не знаю, что мы тут можем… – Телл перекинул рычажок, и в студиюворвался грохот барабанов. – Слышишь?

– Ты имеешь в виду малый барабан?

– Ну разумеется! Послушай, как резко выделяется звучаниемалого барабана на фоне остальных ударных инструментов, но ведь он связан сними!

– Да, но…

– Да, но, черт побери, но! Ненавижу такую дерьмовую работу!Здесь у меня сорок стенограммных дорожек, сорок проклятых дорожек, необходимыхдля записи простой джазовой мелодии, а какой-то идиот-техник… Уголком глазаТелл заметил, как Джорджи исчез за дверью подобно дуновению ветра.

– Послушай, Пол, а если уменьшить выравнивание…

– Выравнивание не имеет к этому никакого отношения…

– Заткнись на секунду и послушай, – произнес Теллуспокаивающе. Дженнингс был единственным человеком в мире, с которым оносмеливался говорить в подобном тоне. Он щелкнул переключателем. Дженнингсперестал дергаться и начал слушать. Задал вопрос. Телл ответил. Затем он задалвопрос, на который Телл не сумел ответить, но Дженнингс ответил на него сам. Ивнезапно перед ними открылись совершенно новые возможности обработки песни подназванием: «Отвечая тебе, отвечаю себе».

Через некоторое время, почувствовав, что шторм миновал,Джорджи Ронклер проскользнул обратно в студию.

И Телл забыл о кроссовках.

***

Он снова вспомнил о них на следующий вечер. Телл был у себядома, сидел на унитазе в собственном туалете и читал «Мудрую кровь». Темвременем из динамиков, находившихся в спальне, доносилась мягкая музыкаВивальди (хотя теперь Телл зарабатывал на жизнь тем, что микшировал рок-н-ролл,у него было всего четыре пластинки с записью рока – две Брюса Сирингстина и двеДжона Фогерти).

Он опустил книгу, чувствуя определенное потрясение. Внезапноперед ним возник вопросе – смехотворный по отношению к космосу: когда у тебя,Джон, последний раз была надобность сесть здесь вечером?

Он не помнил этого, но тут ему пришла в голову мысль, что вбудущем это будет происходить с ним гораздо чаще, чем раньше. Менялась покрайней мере одна из его привычек.

Через пятнадцать минут он сидел в гостиной, держа на коленяхпозабытую книгу. И тут ему пришла в голову еще одна мысль: он вспомнил, чтосегодня ни разу не пользовался туалетом на третьем этаже. В десять часов ониотправились выпить по чашке кофе на другую сторону улицы, и он успел помочитьсяв «Доунат Бадди», пока Пол и Джорджи сидели у стойки, пили кофе и обсуждалипроблемы ускоренного дублирования. Затем, во время перерыва на ленч, он забежалв сортир «Бру-н-Бургер». А потом, уже вечером, когда он спустился вниз, чтобыоставить там пачку почты, которую мог вполне опустить в щель почтового каналарядом с лифтами, он воспользовался туалетом на первом этаже.