Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря - Вольфганг Викторович Акунов

всех наших провинций, Флакк эдиктом своим запретил вывозить его из Азии. Кто искренно не похвалил бы его за это, судьи? О запрете вывоза золота сенат принимал строжайшие постановления и неоднократно в прошлом, и в год моего консулата. Бороться с этим варварским суеверием было долгом строгости, презирать, ради блага государства, толпу иудеев, нередко приходившую в ярость на народных сходках, — долгом высшего достоинства. „Но ведь Гней Помпей, — скажут мне, — взяв Иерусалим, ни к чему не прикоснулся в святилище, хотя и был победителем“. В этом случае, как и во многих других, он поступил особенно мудро; в городе, столь склонном к подозрениям и к злоречию, он не подал ни малейшего повода к пересудам хулителей; ибо не религия иудеев и притом наших врагов, не сомневаюсь, помешала нашему выдающемуся императору (Помпею — В. А.) сделать это, а его личная порядочность. В чем же преступление Флакка, если ты нигде не обнаруживаешь хищений, одобряешь эдикт, признаешь дело решенным, не отрицаешь того, что золото было найдено и предъявлено в присутствии всех; о том, что все было совершено достойнейшими мужами, свидетельствуют обстоятельства дела. В Апамее при посредстве римского всадника Квинта Цесия, честнейшего и бескорыстнейшего человека (поверим Цицерону на слово! — В. А.), у всех на глазах на форуме у ног претора было взвешено около 100 фунтов задержанного золота; в Лаодикее при посредстве присутствующего здесь Луция Педуцея (или Педукея — В. А.), нашего судьи, — немногим более 20 фунтов; в Адрамиттии при посредстве легата Гнея Домиция <…>; в Пергаме — немного. Отчет, касающийся золота, верен; золото — в эрарии (римской государственной казне — В. А.); хищений не раскрыто; все дело — в стремлении вызвать ненависть к нам. Произнося речь, от судей отворачиваются и обращаются к слушателям, толпящимся вокруг. В каждом государстве своя религия, Лелий, у нас своя. Когда Иерусалим был независим, а иудеи — мирными, то совершение ими своих религиозных обрядов все же было несовместимо с блистательностью нашей державы, с достоинством нашего имени, с заветами наших предков; теперь — тем более, так как этот народ, взявшись за оружие, показал, каковы его чувства к нашей державе; насколько он дорог бессмертным богам, мы поняли, так как он побежден, так как сбор дани с него сдан на откуп, так как он порабощен».

Как бы то ни было, лишившись озарявшего его чело на протяжении столь долгих лет нимба (или ореола, как кому больше нравится) непобедимости, Помпей утратил вместе с ним и всю свою энергию. Преследуемый Цезарем буквально по пятам, Магн бежал в Амфиполь, и с трудом добрался оттуда на единственном найденном там плавсредстве — торговом суденышке, предназначенном для перевозки зерна, до Митилены на острове Лесбос, где пребывала в страхе ожидания его семья. Семь недель о местопребывании «героя восточных походов» не было известно ничего и никому. Затем пришла весть, что Помпей прибыл в Египет, чей царь был связан с отцом Магна, Гнеем Помпеем Старшим, давними дружескими отношениями.

3. Проблема задолженности

Частичное решение проблемы задолженности Цезарем в период декабрьского одиннадцатидневного пребывания «потомка Венеры» в Граде на Тибре, не удовлетворило никого, за исключением банковских домов и ростовщиков. Это мнение, как уже говорилось выше, публично высказал претор Целий Руф. Причем Руф не ограничился одним только высказыванием этого мнения. Да и «плебс урбана», столичная чернь, в полной мере ощутив, в отсутствие своего покровителя Гая Юлия, что изданные им постановления ни в коей мере не улучшили ее, столичной черни, крайне незавидного, да что там — прямо-таки бедственного! — истинного положения, осознав свою беспросветную нужду, принялась роптать — и этот ропот звучал все громче день ото дня, что было совсем не удивительно…

Целий внес предложение приостановить выплату всех долгов на шесть лет. Когда это предложение не прошло (могло ли быть иначе?), он внес на рассмотрение народного собрания новый законопроект, предусматривавший списание всех долгов и освобождение съемщиков жилья от внесения квартплаты на год.

Программа Целия была столь же нереалистичной, сколь и популярной. Вынося ее на рассмотрение комиций, Целий не мог не знать, что подобный радикализм может стоить ему должности. Как очень скоро выяснилось, опасения «народного заступника» были вполне оправданными. Консул Сервилий действительно сместил Целия с поста претора за неумеренный «радикализЬм», посовещавшись предварительно с «карманным» сенатом «потомка Венеры». Вне всякого сомнения, всякий честолюбивый и амбициозный политик той эпохи испытывал непреодолимое искушение, соблазн действовать по примеру Катилины, и соблазн немалый. Общая ситуация в Граде на Тибре, казалось, благоприятствовала этому, ибо партия Цезаря в Риме еще не была очень сильной.

Между тем, предложения Целия лишь на первый взгляд имели социальный характер. Они были явно не продуманными. Сторонники, которых Целий сумел привлечь к себе этими предложениями, представляли собой некую «сборную солянку», ибо, наряду с совершенно нищим либо постоянно балансирующим на грани нищеты столичным плебсом, к Целию присоединилась целая группа погрязших в долгах нобилей, вылетевших в трубу великосветских кутил, банкротов и мотов — «безнадежных донов», если использовать выражение из бессмертного романа-антиутопии братьев Стругацких «Трудно быть богом»), что изначально придавало задуманному предприятию весьма анархический характер (или, во всяком случае, налет). А то, что Целий не придумал ничего лучшего, чем принять на службу возвращенного им из изгнания головореза Милона, многолетнего соперника и убийцу народного любимца Клодия Пульхра, отнюдь не прибавило программе Целия серьезности и взвешенности. Милон сформировал, по старой памяти, из недобитых «помпеянцев», гладиаторов и даже рабов (привлеченных обещанием свободы в случае победы) на все готовый «штурмовой отряд» и начал рассылать по италийским муниципиям прокламации, надеясь привлечь на сторону заговорщиков, в первую очередь, несостоятельных должников из числа молодежи. Да и Целий стал вести свою агитацию главным образом в муниципиях. В-общем, многим в Граде на Тибре и за его пределами, казалось, что «дело Катилины живет и побеждает»…

Как видно, его популистский «агитпроп» оказался довольно успешным. Во всяком случае, для разгрома мятежников римским властям «милостью Цезаря» потребовался целый легион. Тем не менее, бунт «целианцев» был довольно быстро подавлен, хотя и после его подавления в Италии тлело еще немало красных угольков, грозивших при очередном удобном случае разгореться в новый пожар. Милон погиб в одной из вооруженных стычек. Сам Целий, обратившийся к галльским и испанским конникам Цезаря, пытаясь склонить их к мятежу, был ими убит без долгих разговоров.

Типичный римский «всадник»

Однако, несмотря на гибель Целия, выдвинутые им популистские лозунги сохранили свою актуальность, поскольку сохранила актуальность