Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря - Вольфганг Викторович Акунов

но он совершил грубейшую ошибку. А именно — затаился в засаде. Марк Антоний, уже успевший высадиться со своими войсками, связался с Цезарем, и тот поспешил, обойдя позицию «помпеянцев», соединиться со своим легатом, в районе современной столицы Албании — Тираны, чему Помпей, располагавшийся между войском Антония и войском Цезаря, не смог помешать.

Марк Антоний

Теперь положение «цезарианцев» стало более выигрышным. Помпей в очередной раз упустил уникальный шанс, от которого зависел весь успех его дела. Цезарь, совершив обходный семидесятикилометровый марш по холмистой местности, вышел в район между Диррахием и войском Магна. Опасаясь за свою базу, расположенную в сорока километрах, Помпей отступил и возвратился на свои прежние позиции под Диррахием. Тогда Гай Юлий приял парадоксально-смелое решение — окружить и блокировать войско «Великого», которое было не только многочисленнее его собственного войска, но легко могло снабжаться всем необходимым по морю или в любое время беспрепятственно погрузиться на корабли и уйти. Нет, не зря «наше всё» Александр Сергеевич Пушкин писал, что «гений — парадоксов друг!» Цезарь начал окружать армию «героя восточных походов» со стороны материка. Опять легионеры Гая Юлия начали строить земляные укрепления, как в свое время — под Алезией, опять они соорудили огромную, длиной в двадцать пять километров, контрвалационную линию, против которой Помпей соорудил свою, двадцатидвухкилометровую, внутреннюю линию укреплений. Хотя лагерь Помпея не был отрезан Цезарем со стороны моря, в стане сенатской армии вскоре стала ощущаться нехватка провизии, а главное — фуража. В описываемое время года Адриатическое море все еще достаточно опасно, и потому было неясно, подойдут ли транспортные корабли с провизией и фуражом, а если подойдут, то когда.

Скелет — аллегория смерти — на римской мозаике

Меж тем Цезарь, отведя немногочисленные ручьи, протекавшие через неприятельские позиции, лишил голодных «помпеянцев» (а также их лошадей и мулов) еще и питьевой воды. И тогда «Великий» решил силой вырваться из окружения. Попытка прорыва оказалась успешной. Атаковав новый лагерь неприятеля, Цезарь потерпел одно из тяжелейших поражений за всю свою военную карьеру. Поначалу штурмовой колонне под командованием самого Гая Юлия удалось ворваться в лагерь «помпеянцев», но другая часть войска Цезаря подверглась нападению превосходящих сил противника. Поскольку битва шла на местности, порытой земляными укреплениями, началась невообразимая сумятица. В общем, задавленные численным превосходством неприятеля «контрактники» Цезаря обратились в беспорядочное бегство, увлекая за собой и победоносную до тех пор часть войска, Гая Юлия ворвавшуюся было в лагерь неприятеля. Взбешенный сознанием ускользающей него из самых рук, казавшейся столь близкой победы «потомок Венеры» попытался остановить своих бегущих от наседавшего врага «контрактников», что с успехом проделывал уже не раз. Он останавливал бегущих орлоносцев, хватал за шиворот бегущих центурионов и поворачивал их лицом к преследователем с возгласом: «Враг — там!», но все было без толку. Деморализованных голодом, болезнями, физическим и психическим истощением, охваченных паникой легионеров было не остановить никакими средствами. Если Цезарь пытался остановить улепетывавшего со всех ног аквилифера, схватившись за древко орла, орлоносец тут же выпускал боевой значок из рук и, позорно бросив знамя, которое обязан был защищать до последнего вздоха, бежал дальше, как трусливый заяц — от собак. Один из остановленных было Цезарем легионеров настолько вышел из себя, что поднял меч на своего императора… Цезарь решил, что ему пришел конец. Однако же Помпей не довершил своей уже почти одержанной над Гаем Юлием победы. «Великий» ограничился тем, что загнал «цезарианцев» обратно в их лагерь. Возможно, Магн просто не осознал масштабов поражения противника. После этой битвы Цезарь, недосчитавшийся четырех тысяч нижних чинов и тридцати двух центурионов, произнес очередное вошедшее в историю «крылатое изречение»: «Сегодня враги одержали бы победу, если бы среди них был умеющий побеждать»…

2. Гигантомахия

Глубоко подавленный понесенным поражением и усомнившись в возможности победить Помпея, Цезарь принял решение отступить на восток, в плодородную Фессалию (считавшуюся, между прочим, не только житницей материковой Греции, но и родиной большинства греческих колдуний), где его легионы могли бы немного подкормиться и вновь собраться с силами. А заодно — напасть с востока на сподвижника Помпея — Сципиона Назику, располагавшегося со своими войсками в Македонии.

Помпей был, пожалуй, единственным человеком в сенатском лагере, способным по достоинству оценить военные дарования своего гениального соперника и понять всю правильность и мудрость принятого Цезарем решения отступить в хлебную Фессалию и напасть на Назику с востока. Магн был вынужден последовать за Гаем Юлием и, выбрав другой маршрут, поспешить на помощь Сципиону, по-прежнему стараясь избежать генерального сражения. Цезарь подошел к расположению Сципиона Назики первым, но, вместо того, чтобы сразу бросить своих «контрактников» на штурм неприятельских укреплений, дал возможность подойти Помпею. По авторитетному мнению британского военного историка сэра Бэзила Генри Лиддел Гарта: «Эта кажущаяся потеря Цезарем благоприятной возможности штурма (укреплений Сципиона Назики — В. А.) объясняется, вероятно, тем, что Цезарь, учитывая события у Диррахия (где, как уже знает уважаемый читатель, судьба нашего Гая Юлия висела на волоске — В. А.), не верил в возможность навязать Помпею бой на открытой местности. Если соображения Цезаря были именно таковы, то они вполне оправдались, так как, несмотря на то, что Помпей имел двойное превосходство в силах, он согласился дать бой только под давлением своих помощников». («Стратегия непрямых действий»).

Горделивый «потомок Венеры»

Крайне пестрая по составу штаб-квартира «покорителя Востока» не имела единого мнения по поводу оценки обстановки и дальнейших действий. Одни сторонники Помпея высокопарно именовали Магна «царем царей» (словно парфянского монарха-самодержца или Митридата), объявляли гражданскую войну уже законченной (или почти законченной) и рукоплескали «Великому», как первейшему полководцу столетия (если не всей римской, или даже мировой истории). Другие же, наоборот, критиковали Помпея за избранную им тактику проволочек, объясняя ее стремлением Магна сознательно затянуть войну, чтобы сохранить возможность как можно дольше разыгрывать из себя некоронованного монарха. Согласно Плутарху Херонейскому, эти нелицеприятные критики «обвиняли Помпея в трусости и насмешливо звали его Агамемноном (царем Микен, верховным предводителем ахейцев, осаждавших Трою в „Илиаде“ Гомера — В. А.) и царем царей: не желая отказаться от единоличной власти, он, дескать, гордится тем, что столько полководцев находятся у него в подчинении и ходят за распоряжениями к нему в палатку». А некоторые из приближенных Магна, отличавшиеся гипертрофированным чревоугодием (вроде известного всем «Граду и миру» лакомки Фавония), горько сетовали на то, что из-за затягивания войны