Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря - Вольфганг Викторович Акунов

до прибытия «помпеянцев» в приморский эпирский город Диррахий, или Дуррахий (современный албанский Дуррес), где они собирались расположиться на зимние квартиры, в стане «Великого» появился Вибулл Руф, которого Цезарь пленил в Испании и оставил себя, с намерением использовать в качестве переговорщика. Руф известил Помпея о высадке Цезаря в районе Акрокеравнских гор.

Волчица, Ромул и Рем на римской печатке

Своей неожиданной высадкой Цезарь добился эффекта внезапности, но не более того. Ибо на этот раз Гай Юлий в своем нетерпении допустил серьезную тактическую ошибку. Эта оплошность едва не стоила ему головы. «Потомок Венеры» отплыл из Брундизия с семью успевшими подойти к указанному сроку легионами на кораблях еще не полностью собранного им флота, оставив на берегу буквально все, кроме предметов крайней необходимости. Вечером 4 января корабли «потомка Венеры» снялись с якоря, сумев, под покровом мрака и тумана, проскользнуть не замеченными мимо кораблей мощных военно-морских сил Помпея и появиться утром 5 января на рейде Палесты — прибрежного города на самом севере эпирской области Хаонии. Войска сошли на берег, корабли были отосланы назад за подкреплениями, которые Марк Антоний, по приказу Цезаря, должен был подвезти как можно скорее.

Однако Бибул — давний недруг Гая Юлия — стоявший на рейде острова Керкиры с флотом в количестве ста десяти «помпеянских» кораблей, напал на возвращавшийся в Италию порожний флот Цезаря и потопил его. Раздосадованный тем, что не сумел перехватить прошедшей ночью корабли противника с войсками на борту, Бибул, несмотря на непогоду, сумел организовать весьма эффективную морскую блокаду акватории от острова Керкиры до Истрии — крупнейшего полуострова Адриатического моря — через которую не смог прорваться ни один неприятельский корабль. Гай Юлий создал плацдарм, но подкрепления все не подходили. Цезарь оказался в безнадежном, как казалось всем (включая, может быть, и его самого) положении перед лицом многократно превосходящих сил противника.

При этом Цезарь допустил еще и вторую серьезную ошибку. По своей старой привычке вести одновременно и военные действия, и переговоры, он направил Вибулла Руфа с дипломатической миссией к Помпею, благодаря чему Помпей узнал о высадке своего соперника на материке. Вместо того, чтобы, как обычно, использовать переговоры для выигрыша времени, Цезарь в данном случае добился прямо противоположного эффекта. Помпей беспримерно (по крайней мере — для него) форсированным маршем повел свою армию к Диррахию и успел прибыть туда еще до прибытия Цезаря. План Цезаря ошеломить подходящего к Диррахию «Великого» видом поджидающих его же на подготовленных позициях «цезарианцев» с треском провалился. «Потомку Венеры» пришлось отступить в южном направлении, за реку Аой (Генуза) и окопаться там. Помпей последовал за ним.

Профиль Гнея Помпея Магна на монете, отчеканенной его сыном Секстом Помпеем

Два свирепых «тигра» (или «льва», как кому больше нравится) на протяжении двух месяцев следили друг за другом, оставались на своих позициях. Помпей — в полном сознании своего превосходства, бесперебойно снабжаемый всем необходимым как по суше, так и по морю, выжидая подходящего момента для смертельного прыжка. Цезарь — постоянно нервничая, не зная, когда же подойдет и подойдет ли к нему подкрепление, полный тревожного нетерпения, загнанный не осмотрительностью неприятеля, а своей собственной неосмотрительностью на чрезвычайно невыгодную позицию. В распоряжении его противника находились припасы всей округи. То, что он не смог взять с собой, он уничтожил. Легионерам Цезаря приходилось выкапывать из земли, считавшиеся съедобными корни, которые они растирали на своих ручных мельницах, смешав с водой и молоком, в жидкую кашицу, и с грехом пополам утолять этой кашицей (из которой они иногда лепили нечто вроде хлебцев, или же лепешек) люто терзавший их голод, поскольку у них больше не оставалось зернового хлеба. Сытым и хорошо вооруженным воинам Помпея легионеры Цезаря напоминали диких зверей, невосприимчивых к голоду и потому вдвойне опасных.

Сложившаяся ситуация была более чем критической. Цезарь допустил огромный просчет, который казался многим даже роковым для Гая Юлия. Если бы Помпей сейчас «схватил Фортуну за косу», с его противником было бы покончено раз и навсегда. Но Помпей этого не сделал. Он продолжал дожидаться подхода двух сирийских легионов, дожидаться наступления весны, дожидаться окончательного истощения сил воинов своего недруга вследствие голода, деморализации, изнурения, болезней. Дождавшись наступления этого долгожданного и неизбежного, по мнению «героя восточных походов», момента, Помпей надеялся сорвать созревший плод победы без единого взмаха гладия, без единого броска пилума, одним движением руки. Так нерешительный и пассивный Помпей упустил представившуюся ему возможность уничтожить Цезаря. Между тем Цезарь, мучимый безвыходностью своего положения, решился на отчаянно-смелый шаг. Переодевшись рабом, он ночью взошел на борт тайно нанятого им небольшого корабля и попытался неузнанным добраться до Брундизия, невзирая на бороздившие море многочисленные неприятельские корабли, чтобы поторопить свои медлившие с переправой резервные войска. Попытка оказалась неудачной. Течением реки Аоя корабль (или, точнее говоря — довольно утлый, всего двенадцативесельный, челн) уносило в море, но утренний материковый ветер, обычно успокаивавший течение в устье реки, уступил натиску сильного морского ветра, задувшего ночью. Император, рискуя жизнью, все-таки пытался, вопреки разбушевавшейся стихии, выйти в море, и, раскрыв свое инкогнито, приказал поворачивать назад лишь после того, как чудом избежал кораблекрушения. Тогда-то он якобы и вселил мужество в павшего духом кормчего своего кораблика вошедшими в историю «крылатыми» словами: «Не бойся ничего: ты везешь Цезаря и его счастье». Вопрос, действительно ли Гай Юлий даже в сложившейся ситуации все еще продолжал верить в то, что ему по-прежнему сопутствует счастье, относится к числу вопросов, на которые у автора настоящей книги нет четкого и ясного ответа. Поскольку данная попытка Цезаря «схватить Фортуну за косу» очень напоминала жест отчаяния. Но гений Гая Юлия, хранивший его с самого рождения, и здесь не подкачал.

Пока Цезарь боролся с разыгравшейся водной стихией, умер его недруг Бибул. Сразу же после смерти Бибула в установленной им морской блокаде появились, так сказать, прорехи или бреши. Энергичный Марк Антоний, в свою очередь, «схватив Фортуну за косу», воспользовался представившейся ему возможностью и 27 мая высадился со второй частью «цезарианской» армии — тремя легионами и восемью сотнями конников — у Нимфея, благополучно пережив шторм, отогнавший его корабли поначалу на север, и с большим трудом оторвавшись от преследовавшего его «помпеянского» флота близ Родоса — «острова роз».

Оба противоборствующих полководца увидели со своих позиций на южном берегу реки Аой, проплывшие мимо корабли Антония. Они тут же снялись с позиций. Помпею было идти не так далеко,