Рижский бальзам на русскую душу - Дария Юрьева

– Ну, ну, ну,– скороговоркой повторял он.

Может быть, ты действительно ласковый мальчик,– подумал Фантом.

Поглаживая шею и спину и продолжая говорить: – Ну, ну, ну,– джигит добрался до седла. Тяжело вздохнув, он ещё раз похлопал по спине, и влез в седло. Фантом подчинился и провёз умиротворенного юнца рысью по кругу стадиона. Может быть, он и подружился бы с ним впоследствии, но в школе верховой езды обучение осуществлялось на лошадях по жребию и следующий круг предстояло вести нового молодого человека. Сменяемый поток курсантов приводил к равнодушию и отчуждению. День закончился показательными выступлениями. Фантом, приносивший победу молодым жокеям, стал желанным скакуном для воспитанников школы, в которой, перед стартом, разыгралась жеребьёвка между участниками, введённая для обеспечения равных условий во время контрольных забегов. Со временем, когда Фантом и здесь стал терять форму и не всегда становился призёром, он всё равно пользовался успехом у курсантов из-за своего феноменального рывка перед финишной прямой.

Потекли дни, похожие друг на друга. С годами все более становилось безразлично, кто взбирается на него. Жизнь приучила его к смирению и послушанию. Фантом давно уже никого не скидывал и, чувствуя, как стираются зубы, равнодушно пожёвывал корм, который выглядел чуть лучше в преддверии показательных скачек. Он старался не реагировать на плётки и вонзающиеся в бока шпоры юношей, желающих во что бы то ни стало, победить.

На фоне однообразия, некоторое оживление на стадионе отмечалось, в период выпуска очередных групп, поставленных на конвейер, когда единственная трибуна с почерневшими скамейками заполняется родственниками и знакомыми родственников. На выпускных экзаменах Фантом приободряется. На старте он вспоминал, что рождён для скачек и бросался вперёд. Его потухшие глаза приподнимались, чтобы, на скаку взглянуть на бегущих рядом лошадей и на трибуну.Силы быстро таяли, а он продолжал бежать, как заведённый, преодолевая один круг, за другим. Когда двигаться становилось невмоготу, появлялась мечта добежать бы до финиша или помечтать, чтобы поскорее. его устроили на какой-нибудь безвестной ферме, где хозяева, ухаживали бы за отбракованными лошадьми. Обжигающий удар колокола, возвращал его к скачкам. Мысли прерывались. Мелодичный звук: дзинь-дзинь,– извещал о начале последнего круга. Не важно, на какой позиции находился Фантом. Он бросается вперед в надежде обогнать соперников и выйти победителем. Вся школа и все присутствующие знают, что Фантом верен себе. Наездник рассчитывает на победу и лошадь его не подведёт. Вперёд, вперёд, вперёд! Быстрее. Фантом обгоняет одну лошадь за другой. Ему нет, как говорил Макс, равных. И вот, обойдены все соперники кроме одного. Незаполненные трибуны ликуют. Фантом слышит подбадривающие крики и свист мальчуганов. Чувствует нетерпеливое вскакивание на трибунах самых невыдержанных посетителей, размахивающих руками и издающих нечленораздельные возгласы. Рывок, ещё рывок и лидер настигнут. Искусство гонки за лидером, определяется способностью, на последнем повороте, сравняться с соперником, а на финишной прямой – победить. Последний поворот пройден успешно. Зрители восхищены талантом борца, и опытом ведения поединка. Теперь всё решает финал. Не важно, что разыгрывается заезд ветеранов или юных наездников. Никто не сказал своего последнего слова. Но почему появляется тяжесть в теле, наливаются ноги и слышен шум в ушах? Каждое касание ног земли отдаётся в голове. Жилы, как тугие верёвки, напряжены, и кровь бешено пульсирует, хотя под копытами, всего лишь беговая дорожка и по ней бегут рысаки, а не тяжеловесы. Где лёгкость? Почему так сильно бьётся сердце, шумит в висках, и мутнеют глаза? Вперёд, вперёд несмотря ни на что. Вперёд! Что это? Лидер настигнут. Финишная лента пересечена. Но какой ценой! Распластанное тело Фантома лежит на беговой дорожке… Может быть, это к счастью. Иначе, если бы он не добежал до финиша, его порыв не был бы отнесён к подвигу и наступили бы последующие будни, в которых нетерпеливая молодёжь выжимала бы из него соки, и будущее, которого у него нет. А так, хотя бы в последний раз, он услышал радостный колокол последнего круга и почувствовал сладость победы на финише. Обескураженный наездник, успевший высвободить ноги из стремян, несколько раз перевернулся при падении и, оставшись невредимым, встал на твёрдую почву. Посчитав, что родился в рубашке, он, почёсывая бок, подошёл к распластавшемуся скакуну, жестами моля Всевышнего о помощи.

Ираклий вкусно пообедал, отставил в сторону грязную посуду, намереваясь вымыть ее позже, опустил руки в протекающий под ногами ручей и погрузился в грезы. Поиграл с водой, определяя скорость и мощь потока, несколько раз провёл ладонью по течению и обратно, снял папаху, вылил пригоршню воды на лоб и голову и, умиротворённо вдохнув, лег на кошму, следя, за подымающимся при каждом вздохе пузом. Закрыл глаза, впитывая тишину и чистый воздух высокогорного пастбища, не желал вставать или двигаться. Отара овец, сытая и утолившая жажду, разбрелась по округе. Никто и ничто не нарушали его покой. Пастух нехотя приподнялся, и, опираясь на локоть, стал вглядываться в возвышающиеся вдали вершины гор. Ласковое солнце на безоблачном небе подчёркивало величие края. Чтобы как-то позабавить себя, Ираклий достал из сумки свирель и начал насвистывать мелодию, о пасущейся отаре и прекрасной женщине, спускающейся c поднебесья.

Под музыку на горизонте, со стороны пика, появились три грации и, придерживая подолы платьев, грациозно направились в его сторону. Они двигались более медленно, чем хотелось чабану. Чтобы ускорить события, Ираклий отбросил свирель и побежал навстречу женщинам и развивающимся событиям. Грации остановились в чистом поле, расположившись перед ним, в линию. Молодой пастух слышал, как бьётся его сердце. Потеряв покой, он не мог насладиться прелестью, стоящих перед ним особ, лица которых, бледные и ухоженные с матовым оттенком завораживали, а точёные фигуры, прикрытые шелками, подчеркивали скрытую прелесть и вызывали несомненное желание. Стоявшая в середине брюнетка, представившаяся Герой, протянула открытую ладонь с яблоком и обратилась к нему.

– Мы, богини, выбрали тебя, чтобы ты решил наш спор. – сказала она,– определи лучшую из нас. Слева от меня находится Афина, а справа – Афродита. Будь судьей, возьми яблоко и отдай его лучшей из нас.

Бархатный голос заворожил пастуха, бродящего несколько месяцев по степи в одиночестве среди овец. Гера, одетая в роскошный наряд и сияя величественной красотой, еще при приближении заворожила царственной поступью и, остановившись, продолжала выражать самостоятельность и независимость. Из-под ее венца ниспадали волнообразные кудри, властью и величием горели глаза. Ираклий вглядывался в неё, представляя ее матерью его будущих детей. Брюнетка, являясь для него ближе всех по крови, была хороша и ничем не уступала соперницам. Черные глаза и брови, выделяющиеся на фоне бледного ухоженного лица, казались родными. Стоявшая рядом вечно юная блондинка понравилась ему. Светлый цвет волос и голубые глаза, горевшие мудростью, околдовали брюнета. Прекрасная и величественная Афина, которая, обладая направляющей силой разума, сияла небесной красотой, источала целомудрие иразумность. Шлем и боевые доспехи, скрывали формы ее тела. Ираклий ценил недосказанность в одежде, но не до такой же степени. Он не сомневался, что скрытые части тела также хороши, как и открытые. Предложить раздеться, показалось кощунством. Полагая, что на конкурсе красоты, каждый участник приходит в продуманном наряде, подчеркивающим его индивидуальность. Он перевел взгляд на Афродиту. Обладательница рыжих волос, ниспадающих на голые плечи, влекла к себе еще сильнее. Богиня любви Афродита, являющаяся олицетворением красоты, с нежными чертами лица и мягкой волной золотых волос цвета яркого желтого подсолнуха, кокетливая и игривая, в окружении роз, мирт, фиалок и нарциссов, дарующая изобилие, манила красотой и вечной любовью. Пышные кудри величали ее голову, на которой сверкала диадема. Одетая в благоухающие одежды, она положила руку на бедро, чтобы приоткрыть пояс соблазнения, влекущий к сладкой неге любви, и пьянящей радости объятий.