Мешок с костями - Стивен Кинг

— Да.

Я подумал, что на этом и надо закруглиться, но у мальчиков вподвале было на этот счет свое мнение.

— Бонни, она с кем-нибудь встречалась?

На другом конце провода воцарилось молчание. Я протянул рукук страницам ежегодников Джо, полученным по факсу. С ноября 1993-го до августа1994-го. Все заполненные аккуратным почерком Джо. Интересно, стоял ли здесьфакс до ее смерти? Я не помнил. Я слишком многого не помнил.

— Бонни, если ты что-то знаешь, пожалуйста, скажи. Я смогупростить ее, если придется, но я не могу простить того, чего не знаю…

— Извини. — Из трубки донесся нервный смешок. — Просто ясначала не поняла. Встречаться с кем-то… для Джо, которую я знала, такое простоневозможно… вот я и не сразу сообразила, что ты говоришь о ней. Я подумала, чтоты, возможно, имеешь в виду психоаналитика, но речь не о нем, не так ли? Тыспрашиваешь, не встречалась ли она с каким-то мужчиной. Бойфрендом.

— Именно так.

Буквы на страничках ежегодника прыгали у меня перед глазами.Искреннее недоумение, прозвучавшее в голосе Бонни, порадовало меня, но ненастолько, как я мог бы ожидать. Потому что я и так все знал. И дело даже не вэпизоде из фильма про Перри Мейсона. Мы же говорили о Джо. Моей Джо!

— Майк, — Бонни говорила со мной, как с душевнобольным, —она любила тебя. Только тебя.

— Да, полагаю, что любила. — Страницы ежегодника показывали,какую активную жизнь вела моя жена. «СК Мэна»… суповые кухни. «ЖенНоч» —ночлежки для женщин. «МолНоч» — ночлежки для молодежи. «Друзья библиотек Мэна».Два или три заседания различных комитетов в месяц, иногда два или три заседанияв неделю, а я ничего не замечал. Я спасал от опасности других женщин. — Я тоже еелюбил, Бонни, но в последние десять месяцев своей жизни она чем-то занималась.Она ничего не говорила тебе, когда вы ехали на заседание совета директоров«Суповых кухонь» или «Друзей библиотек»?

Опять молчание.

— Бонни?

Я оторвал трубку от уха, чтобы увидеть красную лампочку,свидетельствующую о том, что аккумулятор сел. Лампочка не горела. Я вновьвернул трубку к уху.

— Бонни, в чем дело?

— В последние девять или десять месяцев ее жизни мы никудане ездили. По телефону разговаривали, один раз, помнится, встретились на ленчев Уотервилле, но ездить — не ездили. Она ушла из всех советов.

Я вновь проглядел страницы ежегодников, Заседания советовдиректоров следовали один из другим, в том числе и «Суповых кухонь».

— Ничего не понимаю. Она ушла из «Суповых кухонь»?

Опять пауза, на этот раз короткая.

— Нет, Майк. Она прекратила участие в работе всехблаготворительных организаций. В «Ночлежках для женщин» и «Ночлежках длямолодежи» — с конца 1993 года, когда истек срок. А из «Суповых кухонь» и«Друзей библиотек» она ушла то ли в октябре, то ли в ноябре.

Страницы, присланные Уэрдом, говорили о другом. Заседания в1993 году, заседания в 1994 году. Десятки заседаний советов директоров, вработе которых она более не участвовала. Она приезжала сюда. Вместо заседанийона ехала в Тэ-Эр, я мог в этом поклясться.

Но зачем?

Дивоур, конечно, сошел с ума, обезумел, иначе и не скажешь,но, однако, он сумел застать меня врасплох, подловить в самый неудачный дляменя момент, когда я ничего не мог ему противопоставить. И я думаю, всепоследующие события были уже предопределены. Начиная с нашей встречи изаканчивая той жуткой грозой, о которой до сих пор говорят в этих местах. Иразвивались эти события по нарастающей, словно сходящая с гор лавина.

Во второй половине пятницы я чувствовал себя превосходно.Разговор с Бонни оставил без ответа множество вопросов, но оказал тонизирующеевоздействие. На обед я приготовил себе овощное рагу (искупал грехи за последнийвизит в «Деревенское кафе», где дал волю чревоугодию), съел его передтелевизором: шел вечерний выпуск новостей. По другую сторону озера солнцеклонилось к горам и заливало гостиную золотом. Когда же Том Брокау закрыллавочку, я решил пройтись по Улице на север (знал, что далеко все равно неуйти, и я успею вернуться до наступления темноты) и обдумать новые сведения,полученные от Билла Дина и Бонни Амудсон. Мне нравилось совмещать пешиепрогулки с процессом осмысления имеющейся в моем распоряжении информации. Входе таких вот прогулок зачастую рождались самые удачные повороты сюжетов моихроманов.

Я спустился по ступеням-шпалам, по-прежнему в отличномнастроении, и, пройдя вдоль Улицы, остановился, чтобы взглянуть на ЗеленуюДаму. Даже освещенная лучами солнца она скорее походила на женщину в зеленомплатье с вытянутой рукой, чем на зеленую березку, за которой росла засохшая соснас торчащей в сторону веткой. И Зеленая Дама словно говорила мне: идите насевер, молодой человек, идите. Что ж, молодым я себя уже не считал, но идтимог. И на север тоже. Благо, путь, по моим расчетам, предстоял недальний.

Однако я постоял еще несколько мгновений, изучая лицо,которое видел в листве, и мне не понравилась ухмылка, появившаяся стараниямилегкого порыва ветра. Наверное, уже тогда в моей душе зародилась тревога, номеня занимало другое, так что первый сигнал я проигнорировал. И двинулся насевер, гадая, о чем могла писать Джо, а к тому времени я все более утверждалсяв мысли, что рукопись существовала. Иначе с чего взяться в ее студии моейстарой пишущей машинке? Я решил, что внимательно осмотрю и дом, и студию. Итогда… помогите, я тону. Голос шел из лесов, из воды, изнутри. На мгновениезакружилась голова. Я остановился. Никогда в жизни мне не было так плохо.Сдавило грудь. Желудок свернулся холодным узлом. Глаза залила ледяная вода, и яуже знал, что за этим последует. Нет, попытался выкрикнуть я, но ни звука несорвалось с губ.

Зато рот вновь наполнился металлическим привкусом холоднойозерной воды, а деревья поплыли перед глазами, словно я смотрел на них снизувверх через слой прозрачной жидкости. И давление на грудь локализовалось в двухместах. Словно две руки держали меня под водой.

— Может, кто-нибудь это прекратит? — спросил кто-то — почтивыкрикнул. На Улице, кроме меня, никого не было, но голос этот я услышалотчетливо. — Может, кто-нибудь это прекратит?

А затем зазвучал другой голос, доносящийся не снаружи, азвучащий в моей голове. Я словно слышал чужие мысли. Они бились о мой череп,как мотыльки, залетевшие в японский фонарик.

Помогите, я тону

Помогите, я тону

Мужчина в синей

Фуражке схватил меня