Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона - Никита Василенко

обгоревшие подпорки – так, одно воспоминание. Но в этом месте сарматы положили в ряд несколько небрежно зачищенных от веток стволов сосен. Под прикрытием града стрел по импровизированной переправе передовой отряд сарматов преодолел водную преграду.

«Переправиться-то переправились, но вот что делать дальше, не знают! Лестницы-то даже до середины стены не достают. Впрочем, сами лестницы тоже достать нельзя!»

Мысленно похвалив себя за удачный каламбур, трибун принял командирское решение. Оно было очевидным, анты, видать, плохо соображали. В этот момент еще один стрелок-ант с глухим «ох!» повалился навзничь со стрелой в груди, и римлянин с удивлением заметил, что тот еще совсем юн. Ненамного старше мальчишек, встретивших их у причала на Юрьевой горе.

Константин Германик, стараясь не поскользнуться на залитой кровью площадке, подошел поближе. Голову стрелка приподняла какая-то женщина с длинными русыми волосами, выбивавшимися из-под матерчатой шапочки, и положила себе на колени.

Трибун всмотрелся в лицо умиравшего. Легкий пушок на верхней губе и уже сонные глаза.

– Мне жаль! – привычно сказал он по-гречески.

– Хайре! – как молитву тоже тихо на греческом молвила женщина.

«Хайре!» одновременно означает и приветствие, и прощание. Больше все же – прощание. Константин Германик часто встречал это слово, «хайре», на надгробьях старых греческих кладбищ.

– Ты владеешь греческим?! – римский офицер не позволил себе удивиться, времени не было.

Женщина подняла лицо, и он на мгновение поразился ее красоте: точеному профилю, голубым глазам. Только небольшие морщинки в уголках этих самых глаз предательски выдавали ее возраст. Ей было явно под тридцать, хотя фигурой она могла посоперничать с юной готской принцессой.

– Я – трибун Галльского легиона, прибыл оказать вам помощь, – торопливо сообщил Константин Германик. – Женщина, быстро разыщи главного по обороне и вели явиться ко мне!

В ответ красивая антка бережно опустила голову бедного солдата на деревянный помост. Впрочем, тому уже было все равно, где и как лежать. Антка поднялась, вытерла измазанные кровью руки прямо о полотно длинной белой рубашки. Просто сказала:

– Я – здесь главная. С чем пришел, трибун Галльского легиона? Мы тебя заждались. Видишь, уже помираем.

Германик, привыкший ко всякому в землях варваров, только кивнул. Еще раз огляделся. На деревянной стене оставалось не больше десятка антов. Из луков они стреляли плохо, солдаты-подростки были явно необучены. Калеб и Ждан малость поумерили воинственный пыл штурмующих, но долго сдерживать степняков не удастся.

– Вели своим мальчишкам, которые внизу, подняться сюда и бросать вниз камни, целя в остатки моста! – в категорической форме заявил римлянин варварской воительнице. – А твои стрелки пусть тоже целятся не в сарматов за канавой, а в тех, кто успел проскочить мостик. Тех, которые внизу! И – камни в них, больше камней!

– Мальчишки же несмышленыши совсем, – смело возразила красивая антка. – Внизу хоть какое-то укрытие… А тут их сразу подстрелят.

– Если сейчас не поднимутся на вал твои сопляки, то скоро с другой стороны появятся сарматы, – заверил женщину Константин Германик. – И еще до вечера все вы будете торчать на своих же кольях. Включая тебя, длинноволосая!

И, уже не дожидаясь ответа, перегнулся через жерди, заменявшие тут перила, заорал гребцам, жавшимся, как стадо овец в грозу под хлипким соломенным навесом:

– Вам действительно жить надоело, сыновья портовых шлюх?! Или готовитесь раков кормить в Черной реке?! Вперед и вверх, на стену!

Гребцы с неохотой повиновались. Разумеется, их опередили местные мальчишки, которым очень хотелось попасть на войну.

Первому же, подхватившему булыжник с деревянного помоста, сарматская стрела зашла прямо в глаз. Мальчик упал без слов. Остальные замерли, оглушенные внезапностью и жестокостью смерти. Пинками и подзатыльниками их быстро вывел из ступора Идарий. «Делай, как я! О смерти не думай!»

Идарий схватил булыжник, который так и не поднял антский мальчуган, и, выгнувшись подобно легендарному титану в битве с богами, с силой метнул его за колья. Испуганные донельзя мальчишки последовали его примеру.

Пришла и подмога. В отверстии платформы на верхней ступеньке лестницы, ведущей из укрытия, показалась голова первого гребца. Кажется, из греков. Трибун немедленно схватил бедолагу за курчавые волосы и буквально выдернул на поверхность.

– Скотина! Видишь камни?! Бери больше, кидай дальше!

Скоро на небольшом пространстве платформы суетились два десятка молодых и не очень молодых необученных и неприкрытых ничем, кроме убогих накидок, метателей камней. Достаточно быстро, по совету того самого первого грека, которого Германик вытащил в ад, схватив за волосы, защитники крепости разделились. Мальчишки-анты подносили камни с дальних запасов, рассредоточенных по всей платформе, а гребцы посильнее, следуя примеру Идария, с силой бросали эти камни вниз, где по расчетам должен был находиться мостик через ров.

Германик был профессионалом войны, поэтому даже в критический момент схватки подсознательно отмечал детали, которые, возможно, могли понадобиться в будущем. То, что будущее непременно состоится, он не сомневался, иначе бы не сделал блестящую карьеру при дворе Валента. А император, как известно, окружал себя не просто преданными офицерами, но прежде всего теми, кто имел боевой опыт и не сомневался в победе.

Вот и сейчас, руководя разношерстной командой метателей камней, римский офицер на мгновение задержался взглядом на двух курносых белокурых мальчишках. Двойняшки? Да, точно двойняшки! Присмотреться внимательнее возможности не было, но краем глаза он заметил, что возле мальчишек суетится красивая антка. Она буквально силой отбирала у них тяжелые камни и, пренебрегая опасностью, сама устремлялась к кольям, бросала камни вниз на головы сарматов.

Свист стрел с той стороны начал стихать. Без сомнения, у сарматов, которые поддерживали прорвавшуюся через ров группу, заканчивались припасы. Вовремя. Константин Германик огляделся, чтобы лишний раз убедиться в том, что и запасы камней тоже истощились. Кажется, на площадке перед деревянной лестницей, ведущей на вал, он видел мешки с землей. Быстро приняв решение, трибун, перекрывая звуки схватки: крики, плач и стоны, зычно гаркнул, адресуясь Хромому Ждану:

– Охотник, внизу мешки с землей! Переведи своим, чтобы подняли их наверх!

Ждан, умудрившийся даже на покалеченной ноге бодро скакать между кольев, выцеливая сарматов, как дичь, на миг оторвался от охоты. Хоть и не военный человек, но все же соображал быстро! Что-то хрипло прокричал мальчишкам. Те с готовностью бросились к лестнице, ведущей вниз. Дети есть дети. Даже в этот момент некоторые толкали друг друга и смеялись.

Мешки с землей, предназначенные для укрепления крепостных ворот на случай таранного удара, доставили на площадку. Красивая антка с натугой подняла первый мешок. Римлянин, действуя, скорее, по наитию, жестом предложил ей опустить груз. Потом вспомнив, что женщина понимает по-гречески, коротко бросил:

– Справимся без тебя. Уводи мальчишек в укрытие.

Женщина бросила на