Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона - Никита Василенко

увидев со стен городища соплеменников, красовавшихся на отменных лошадях и кичившихся блестящими доспехами, снятыми с тел воинов, посмевших стать на их пути, утратил покой. Голос крови оказался сильнее всего на свете. Чужак, которого выходили местные сердобольные женщины, убедил юную княжну показать подземный ход, ведущий из крепости наружу. Девушка, обезумев от страсти, открыла любовнику место входа в подземелье.

Ночью кочевники, ведомые предателем, проникли в городище из подземного хода. Мужчин перебили без жалости, над женщинами надругались, а после посадили на частокол. Некоторые были еще живы и в смертной муке наблюдали, как их собственных детей кочевники с гиканьем бросали в воду. С тех пор местная река и называется Черной…

Трибун выслушал не перебивая. Сцена расправы не произвела на него особого впечатления, видел и не такое. Но история о подземных ходах, тянувшихся на дни пути, заинтересовала. Впрочем…

– Откуда тебе ведомо, что подземные ходы такие длинные? – осведомился он у Хромого Ждана. – Неужели поверил выжившим из ума старикам?

– Старики не лгут, им – кажется, – как всегда неожиданно с ехидной репликой встрял в разговор вездесущий Эллий Аттик.

Германик с неудовольствием воззрился на грека. Тот гладил Цербера. Псу это нравилось. Трибун вздохнул и ничего не сказал. На реплику бывшего актера ответил охотник Ждан:

– Я в детстве с товарищем лично спускался в подземелье, – коротко объяснил он. – Вешние воды размыли почву, и на одном участке земля просела. Мы увидели длинный темный туннель. Дружок мой сказал, что наверняка в нем припрятаны сокровища кочевников, и позвал меня за собой.

– Нашли что-то? – поинтересовался командир.

– Смерть нашли, – коротко ответил Хромой Ждан. – Шли мы долго, пока не погасли два факела из трех. Когда решили возвращаться, заблудились и попали в глубокую то ли пещеру, то ли склеп, теперь уже и не припомню точно. Но зато я видел собственными глазами, как от потолка отделилась громадная тень. Страшное существо, напоминавшее гигантскую летучую мышь с широкими перепончатыми крыльями, но с человечьим лицом. Исчадие ада выпустило когтистые лапы и схватило моего приятеля. Последнее, что я заметил в огне чудом не погасшего факела, – его босые пятки. Сломя голову бросился наутек. Как вышел на поверхность, не знаю, не помню. Меня нашли в лесу далеко от Юрьевой горы охотники князя Божа. Я увязался за своими спасителями, не желая возвращаться домой.

– Досталось тебе, – сочувственно сказал трибун. Посмотрел на Эллия Аттика. – А теперь что скажешь, умник? Перед тобой – живой свидетель. Охотник с наметанным глазом.

Грек в раздумье пожал плечами:

– Не знаю и впрямь, что ответить. Но если под дворцом на Крите в лабиринте жил Минотавр, то почему отказывать в существовании гигантской пещерной летучей мыши в землях антов?! Единственное, что меня смущает. Насколько я знаю, летучие мыши все-таки человечиной не питаются. Лягушками, рыбешкой, комариками не брезгуют, но вот человечиной…

– Насколько мне известно, быки тоже людей не кушают. Даже греков, аристократов духа, – съязвил Германик. – А Минотавр, как говорится в ваших мифах, все-таки был по большей части быком. Ему бы травкой питаться, а он людоедством занялся. Странные у греков быки!

– Я не сказал, что видел летучую мышь, – вновь заговорил Ждан. – Я сказал, что видел существо, подобное летучей мыши, только очень большое и очень страшное. И я не могу до сих пор объяснить, что это был за зверь, хотя прошел все антские леса вдоль и поперек, уж поверьте. Впрочем… – тут ант внезапно замолчал.

– Впрочем, что?! – как на допросе, быстро переспросил его трибун.

Охотник замялся. После проронил:

– Чего уж там! Когда я увидел изображение на твоем перстне, трибун, то понял, что оно мне знакомо. Теперь могу с уверенностью утверждать: тварь, увиденная мною в подземелье, сильно смахивала на странный образ на твоем перстне.

– Абрасакс, оказывается, и антским мясцом не брезгует, – не сдержался от иронии Эллий Аттик.

– Заткнись, – посоветовал ему Константин Германик. – Лучше припомни что-то дельное из истории, может, сгодится.

Грек пожал плечами:

– Про народ, который охотник назвал «народ скола», упоминает еще Геродот. Это скифы-земледельцы, которых он назвал «сколотами», позаимствовав имя у них самих. «Первые люди» в рассказе Хромого Ждана, скорее всего, киммерийцы, осевшие в этих краях, наверное, еще во времена, когда Ахилл буянил под стенами Трои. В том, что они смогли создать сложные фортификационные сооружения, тоже сомневаться не приходится. Еще во время моего первого посещения Ольвии я беседовал с купцами, которые бойко торговали в приморском городе отменной пшеницей. Они оказались выходцами из богатого города Гелона и рассказали, что их город основан пришлыми киммерийцами, после укреплен скифами-сколотами. Так вот, для того чтобы обойти крепостной вал, окружавший Гелон, даже молодому мужчине требовался полный световой день. Только представь, командир! Выйдя из ворот с восходом солнца и направившись вдоль высокого земляного вала, за сотни лет настолько укрепленного проросшими корнями травы и кустарника, что земля стала подобием гранита, уставший путник добредет до тех же ворот, но уже с другой стороны при первом свете луны.

Ждан, вслушиваясь в повествование бывшего актера, которое тот, надо отдать ему должное, излагал мастерски, выдерживая паузы и драматически повышая голос в нужных местах, благожелательно кивал головой. По всему было видно, ему было приятно иметь в прошлом славных предков, о которых даже Геродот писал.

Но охотник всегда остается охотником. Ант неожиданно привстал и внимательно посмотрел вдаль, сильно сощурив глаза и прикрываясь ладонью от яркого солнца.

– Не пойму, – пробормотал он. – Не пойму, не видно отсюда, – пожаловался он трибуну.

Обеспокоился и Германик. Поднялся с места, одновременно жестом приказав Иннокентию остановить движение лодии.

Купеческое суденышко замерло в тени большой ивы, которая, подобно старухе, опустила выцветшие ветви-косы в воду да так и не смогла их обратно достать. Справа по борту в мутной воде проплыла большая черепаха, но никому из гребцов не пришло в голову предложить ее поймать для сладкого супа. Не вынимая весла из воды, они вытягивали шеи, напряженно пытаясь разглядеть: что там впереди?

Чуть дальше Черная речка, наконец освободившись от болотных объятий, текла уже повеселее, огибая и омывая Юрьеву гору. На самой ее вершине высился частокол антского городища. Видно было даже широкую лестницу, поднимавшуюся от воды к воротам военного укрепления.

Что насторожило охотника Ждана? Трибун Галльского легиона, проследив за его взглядом, сразу понял, что смотрит тот не на Юрьеву гору. Отнюдь! Хромой Ждан вглядывался вдаль. Туда, где Черная река снова должна была сузиться и нести свои воды среди болот, чтобы наконец с облегчением совокупиться с могучей щедрой Домной, притоком Борисфена.

В этот момент далеко впереди над