Записки у изголовья. Книга 2 - Тан Ци

учил ее в детстве. Как он и думал, она забыла его, но кое-что в ней от него все же осталось. Благодаря двадцати годам упорного совершенствования он наконец накопил достаточно сил, чтобы вытащить ее из змеиного строя. Однако в его руках еще не было большой власти. Даже если бы он вытащил ее, единственное, что он мог для нее сделать, – это спрятать. Второй принц Западного моря мог защитить ее куда лучшим образом.

Когда умолкла музыка, отпугивающая змей, огромный питон вдруг обнажил клыки и рванул ввысь. Тонкие иглы, созданные нарочно для борьбы с этими питонами, сорвались с пальцев Шэнь Е. Они замедлили атаковавшего свирепого змея, и он тяжело рухнул на землю. Шэнь Е хладнокровно засунул руки в рукава и, воспользовавшись гомоном изумленных придворных, беззвучно покинул источник Развеянных тревог. Она родилась под несчастливой звездой, подумал он. Теперь ей, кажется, начало везти. Это было отрадно.

* * *

Двадцать лет упорного труда и долгого совершенствования, все безынтересные годы, проведенные в горах, он часто думал о ней. Небеса избрали его Верховным жрецом. Для матери он всегда был больше оказанной честью, чем рожденным ею сыном. Она скорее боготворила его, чем любила, поэтому он никогда не знал, что такое привязанность.

Однажды он сказал Аланьжэ, что он – ее единственная семья, но разве не была и она его единственной семьей? Он спас ее от смерти, дал ей имя и излил на нее всю нерастраченную родственную любовь. Он был одержим, и одержимость носила ее имя. Но теперь у нее появилась опора куда лучше, чем та, которой он мог бы ее обеспечить. Он подумал, что от этой одержимости пора избавиться, пока она не превратилась в его личного внутреннего демона. Избавиться так надежно, чтобы он навсегда обрел покой.

Десять лет спустя он все еще часто думал о ней, но никогда не упоминал ее и никогда к ней не приближался.

За то время, пока он занимался совершенствованием, госпожа Цинхуа родила Чанди. Похоже, ее ненависть к Сянли Цюэ чуть поутихла, потому что жизнь Чанди по сравнению с жизнью Аланьжэ была куда благополучнее.

Когда Шэнь Е вернулся во дворец, Цзюйно и Чанди от него не отлипали и постоянно вспоминали при нем Аланьжэ. Цзюйно была тиха и воспитанна, она никогда особо не любила говорить на такие темы. Но и она забыла доброту, которую проявляла к Аланьжэ в детстве. Каждый раз, когда Чанди особо усердствовала, ругая Аланьжэ, он с трудом сдерживал раздражение.

Однажды Чанди снова заговорила о сестре:

– Сегодня я слышала, как старая дворцовая служанка рассказывала, что, когда Аланьжэ еще сидела в змеиной яме, она пила крысиную кровь и ела крысиное мясо, чтобы выжить. Можете себе это представить? Да она выпила столько крысиной крови, что, наверное, вся ее собственная кровь превратилась в кровь этих омерзительных крыс, скажите, а? Она же такая грязная и омерзительная, никак понять не могу, почему отец вообще позволил ей вернуться в клан, да еще и назвал ее принцессой. Разве она заслужила?! Братец Шэнь Е, скажи, я права?

Он подумал про себя: если из-за того, что она пила крысиную кровь, в ней теперь течет крысиная кровь, то, раз она пила его кровь, значит, в ее теле теперь течет и его кровь? От этой мысли у него в голове вдруг все смешалось.

А Чанди продолжала его донимать:

– Братец, ну правильно я говорю же?

Он не выдержал и холодно выговорил:

– Раз уж мы заговорили о крови, то, думаю, ты знаешь, какую единственную кровь презирают в храме-дворце Разветвления дорог.

Лицо Чанди побелело. Единственной кровью, которую презирали в храме-дворце Разветвления дорог, была кровь рожденных от измены. Таким образом получалось, что между кровью Чанди и Аланьжэ нет никакой разницы. Но это он вырастил Аланьжэ, это он поил ее своей кровью. Пусть даже в ней текла кровь ее матери-изменщицы, какое это имело значение?

* * *

В последние годы Си Цзэ все больше отстранялся от дел. Он построил бамбуковый домик за горой Цинань и распустил слухи о том, что его поразил тяжелый недуг, ему нужно переехать куда-нибудь подальше, ему нужно восстановиться и так далее и тому подобное. Сперва Шэнь Е поверил этим слухам и отправился навестить наставника в его обители. Тут-то он и увидел, как Си Цзэ, закатав штанины, ловит рыбу босиком в реке. Его лицо выглядело даже живее и здоровее, чем его собственное.

Си Цзэ пару раз притворно кашлянул и заявил с самым честным выражением лица:

– Этот владыка точно болен, но, поскольку этот владыка силен и крепок, ему претит болезненный вид. Взгляни, может, я и не кажусь тебе больным, на самом деле я вот-вот уйду из жизни.

Шэнь Е сообщил уходящему из жизни Си Цзэ:

– Многие наши товарищи выразили желание навестить вас в ближайшем будущем. Ваш жизнерадостный вид определенно произведет на них впечатление.

Улыбка так и приклеилась к губам Си Цзэ.

Говорили, что перед жрецами, позже навещавшими Си Цзэ, всегда представал один и тот же вид: прикованный к постели Си Цзэ с печатью смертельной муки на изможденном лице.

* * *

Поскольку Си Цзэ серьезно занемог, все дела храма-дворца, как само собой разумеется, легли на плечи Шэнь Е. В том же году Верховный небожитель Тай Шан с Девяти небесных сфер устроил собрание в саду Драгоценного лунного света на Тридцать втором небе. Обсуждали даосское учение с точки зрения чань-буддизма. Шэнь Е отправился на собрание вместо Си Цзэ.

Собрание продлилось восемьдесят один скучный день, но из-за того, что на него пригласили немало бессмертных, все немного оживились. Поэтому после собрания, воспользовавшись всеобщим воодушевлением, бессмертный сотен плодов пригласил всех на фруктовый пир, который затянулся еще на девять дней.

Шэнь Е и предположить не мог, что, когда он вернется в долину Песнопений, его встретят звуки соны.

Аланьжэ выходила замуж. За Си Цзэ.

То был ветреный день. От парящего в воздухе храма-дворца Разветвления дорог к земле шла лестница из облаков. Под неуловимые звуки небесный владыка Си Цзэ, облаченный в свадебные одежды, спустился вниз и самолично вывел из паланкина одетую в красное невесту. Он крепко взял ее за руку, и они шаг за шагом поднялись к величественным дворцовым воротам. Шэнь Е стоял за бескорневым деревом Бодхи, что росло у самых врат. Поверх свадебных одежд на Аланьжэ был плащ того же красного цвета. Его глубокий защищающий от ветра капюшон скрывал большую часть ее лица, открывая только ярко-алые