Роман без героя - Александр Дмитриевич Балашов

только смачные ругательства какого-то бедолаги, застрявшего в кабине старого лифта, отслужившего своё ещё в прошлом веке.

– Упанишады, Веды… – пожал плечами бывший аспирант. – Будто всё это из каких-то восточных сказок. А наука – двигатель прогресса, опора нашей цивилизации. За истинной наукой, а не за красивыми сказками будущее человечества.

Профессор в сердцах махнул рукой, гоня прочь от себя грустные воспоминания.

– Звонкие фразы – пусты. Потому и звонкие… Чаще всего это враньё во спасение собственного имиджа. Ложный пафос, Владимир, безотказно работает на охмурение толпы невежд. Но ты-то – не просто полицейский… Ты пришёл в сыщики из науки. У тебя должна быть интуиция, без которой не бывает даже малюсенького учёного!

В подъезд ввалился детина в куртке с поленявшей надписью «Мосгорлифт», в рук он держал тяжёлый пластиковый чемодан для инструментов.

– Мне сказали, что какой-то педераст в лифте застрял, – сказал представитель «Мосгорлифта». – На каком, мужики, этаже?

Отец и сын пожали плечами. Ремонтник выплюнул на пол окурок, задрал голову и, бросив вверх короткое словцо «сволочи!», грузно стал подниматься вверх по лестнице.

– Знаешь, когда бросаются фразами, где есть слово «человечество», я уверен, что этому человеку надобно было идти в актёры. Или в политики. Большинству из этих пафосных трепачей плевать на человечество со своей высокой колокольни.

– И тебе, пап? – повернулся к отцы Владимир. – Найти путь к бессмертию – благородные благие намерения светлых голов…

Профессор помолчал, прислушиваясь к щелчкам и гулу мотора старого лифта, дёрнувшемуся было, но снова затихшему наверху.

– Не нами сказано, что благими намерениями, знаешь куда путь выстлан? Достаточно продлить жизнь людей на пяток лет, чтобы за считанные годы Земля наша превратилась в планету стариков.

Профессор, прислушиваясь к буханью кувалды, которое гулким эхом теперь неслось сверху, саркастически засмеялся, становясь похожим на старого сатира с античных полотен:

– Может, миллионы лет до нашей эры, когда ОН из неживой глины (или какого другого подручного материала) лепил тело человека, чтобы потом вдохнуть в него живой Атман, дать неживому живую Божью искру, гарантийный, так сказать, срок у человеческого тела равнялся двум – трём столетиям. Среда была чистой, не загаженной самим же человеком. Вирусы, опять же, были не такими сволочными мутантами, какими стали в цивильное время… А теперь что? Дожить телу до семидесяти выдаётся за величайшее достижение! Но к этому времени все функциональные системы организма – ни к чёрту! Мозг, например, со своими старческими, склератическими сосудами превращает человека не просто в старика, а в маразматика.

Игорь Васильевич от души рассмеялся и снова достал квадратик носового платка, чтобы вытереть слёзы.

– Планета маразматиков… Ха-ха… Тебе это надо? ЕМУ – точно, нет. ОН, сын мой, вообще ставит своё табу на всём, что может умножить вселенскую скорбь. И Высший Разум прав и в этом вопросе. Как всегда. Человеческая гордыня землян смешна, когда они пытаются с НИМ соперничать. Глупо и смешно.

Владимир, заразившись от отца азартом спорщика, возразил:

– Хорошо, но позволь только один пример, отец.

– Позволяю.

– ОН поставил своё табу на управление человеком термоядерной энергией, которая даст цивилизации новый толчок к её развитию, но учёные создали коллайдер и вплотную приблизились к, казалось бы, неразрешимым проблемам… Значит, наука делается не благодаря, а вопреки? Да и весь твой научный опыт, это движение вопреки…

– Насчёт движения ты прав, господин бывший аспирант! – перебил отец сына. – Только «не вопреки», а всё-таки «благодаря». Я просто хочу вернуть телу, оболочке бессмертного Атмана, заложенный Создателем гарантийный срок эксплуатации. Вот и всё. Какое же здесь – «вопреки»?

Профессор в сердцах ударил кулаком по кнопке вызова лифта.

– Зря ты, Володька, бросил науку. Интуиция у твоего Атмана отменная. Это её спасительная подсказка на моём экзамене.

Игорь Васильевич перевёл дух и продолжил импровизированную дискуссию на лестничной площадке:

– Движение – это путь всего живого, потому что всё живое, одушевлённое Атманом, имеет волновую структуру. Любые волны – это вечное движение. Фауст когда-то воскликнул: «Остановись, мгновенье! Ты – прекрасно!». И что? И тут же кувырком полетел в тартарары.

– Я не об этом, – пропустил мимо ушей похвалу отца Владимир. – Если ОН ставит своё табу, чтобы, как ты говоришь, не умножать вселенскую скорбь, то скажи, отец, что тогда двигает твою науку? Высокие стремления ты отметаешь. Но что-то двигает… Деньги? Слава?

– Науку двигает элементарное человеческое любопытство, – пожал плечами Игорь Васильевич. – Хотя тщеславие – тоже пригодится настоящему учёному. Ещё обострённая интуиция, призвание, то есть то, на что тебя Господь сподобил… Но ключевые слова в этом длинном ряду – неуспокоенность и вечно неудовлетворённое человеческое любопытство. Это, с точки зрения Вечности, и человеческий порок. И великий дар Ноосферы. А вечная жизнь в дряхлеющем год от года теле – это нонсенс. С научной ли, религиозной точек зрения. Уже к пенсионному возрасту большинство хомо-сапиенс полностью исчерпывают самих себя, превращаясь в балласт для общества. Это, может быть, цинично, но это, увы, – так. Зачем им, опустошённым, завершившим свою миссию, бессмертие, Володя? Моё изобретение будет работать только для тех, кто досрочно уходит из жизни… Чью миссию на Земле досрочно прервала авария, пуля, катастрофа, болезнь… Эти молодые люди, далеко не исчерпавшие свои таланты, способности, не воплотившие в жизнь свои плодотворные идеи, по моему глубокому убеждению, должны жить. И они будут жить. А старики… Что старики? Они себя, увы, исчерпали. Они должны уйти. Такова мудрость вечного кругооборота жизни и смерти.

Владимир упрямо, по-бычьи, замотал головой.

– Какая-то антигуманная у тебя научная доктрина, отец! – воскликнул сын. – Ты – старый человек. Но ведь ты себя не исчерпал? В прошлом году Бергман твою кандидатуру, насколько мне известно, в первый список номинантов на Нобелевскую премию хотел включить…

– Слава Богу, что не включил, – резко оборвал сына отец. – У нас разный подход к проблеме. Исаак ратует за ремонт, так сказать, наших бренных тел, освоив в лаборатории выпуск запчастей к организму хомо-сапиенс – искусственного сердца, печени, лёгких, селезёнки… Эта половинчатость в решении проблемы искусственной оболочки по уже отработанной на принтере 3 D программе «Один в один» – путь в очередной тупик. Ну, дотянет с искусственной селезёнкой наш пациент до 90, потом, как в старой машине, начнёт сыпаться то, это… Никаких денег на запчасти не хватит. Легче сразу новую машину купить. Я вот четыре «Волги» за последние 30 лет сменил, пересаживаясь из одной модели в другую… И что? Разве моя сущность, моя живая душа пострадала от подобной технической риенкарнации?

Волохов-старший замолчал и раздражённо ударил ладонью по кнопке вызова лифта. На минуту показалось, что лифт, наконец-то, поехал