Пелагия и красный петух - Борис Акунин

– Что это?

– Подарок. Марусе купил. Три франк платил –отдашь.

Пелагия увидела в маленьких ячейках белила,помаду, пудру и еще что-то вязкое, черное.

– Не верти башка, – сказал Салах, придерживаяее рукой за подбородок.

Окунул палец и быстро намалевал ПолинеАндреевне что-то на щеках. Растер. Провел кисточкой по бровям, ресницам. Потомнамазал помадой губы.

– Зачем?! – пролепетала оцепеневшая монашка.

Достала зеркальце и пришла в ужас. На нессмотрела чудовищно размалеванная физиономия: свекольные щеки, огромные бровивразлет, подведенные глаза, вульгарно сочный рот.

– Ты сошел с ума! Поворачивай назад! –крикнула Пелагия, но хантур уже подъезжал к шлагбауму.

– Молчи и улыбайся, всё время улыбайся и делайвот так. – Салах подвигал бровями вверх-вниз, глаза закатил под лоб. – Ширеулыбайся, совсем шире, чтоб все зубы видно.

Бунтовать было поздно. Пелагия раздвинулагубы, сколько было возможности.

Подошли двое солдат в линялых синих мундирах иофицер при сабле – не иначе, тот самый Саид-бей.

Он сердито ткнул пальцем на Пелагию,заругался. А на фуру с землей даже не посмотрел, та преспокойно проехала подкачнувшимся кверху шлагбаумом.

Полина разобрала слово «кадын» – кажется,по-турецки это значит «женщина». Ну конечно, сейчас офицер завернет их обратно,и путешествию конец.

Салах брани не испугался, а сказал что-то,смеясь. Саид-бей посмотрел на Пелагию с любопытством, задал какой-то вопрос. Вего голосе звучало явное сомнение.

Вдруг палестинец ухватил пассажирку за подолплатья и потянул кверху. От ужаса Пелагия заулыбалась так, что шевельнулисьуши.

Солдаты заржали, офицер тоже расхохотался,махнул рукой – ладно, проезжай.

– Что... что ты ему сказал? – боязливоспросила Пелагия, когда застава осталась позади

– Что ты мальчик, одетый как баба. Чтолутикупили тебя в Яффо. Юзбаши сначала не верил. Я говорю: «Не веришь – междуног ему смотри». И хочу тебе юбку поднять. Саид-бей не станет у мальчик междуног смотреть, а то солдаты думают, их юзбаши тоже лути.

– А... если бы все-таки посмотрел? – спросилабледная Пелагия.

Салах философски пожал плечами:

– Тогда плохо. Но он не посмотрел, застава мыпроехали, с тебя еще двадцать пять франк.

Долг Полины Андреевны ее кучеру, проводнику иблагодетелю со дня отъезда из Иерусалима увеличился до астрономическихразмеров. Деньги, выплаченные Фатиме, были только началом. К этой сумме Салахприплюсовал плату за страх, пережитый им во время черкесского приключения,потом стоимость проезда до Мертвого моря и отдельно от Бет-Кебира до Усдума.Были по пути и другие поборы, помельче. Пелагия уже сама не знала, каков общийитог, и начинала опасаться, что ей с этим вымогателем никогда не расплатиться.

Внезапно она заметила, что он разглядывает еес каким-то странным, вроде бы даже взволнованным выражением лица.

– Что такое? – удивилась Полина Андреевна.

– Ты умная и храбрая, – с чувством сказалСалах. – Я сначала думал, какая некрасивая. Это потому что красные волосы ихудая. Но красные волосы можно привыкнуть. И худая не будешь, если дома сидеть,много спать, хорошо кушать. А если пудра-помада мазать, ты почти красивая.Знаешь что?.. – Его голос дрогнул, глаза влажно блеснули. – Иди ко мнечетвертая жена. Тогда можно долг не платить.

Это он делает мне предложение, поняла Пелагияи, к собственному удивлению, была польщена.

– Благодарю, – ответила она. – Мне приятно,что ты так говоришь. Но я не могу стать твоей женой. Во-первых, у меня естьЖених. А во-вторых, что скажет Фатима?

Второй довод, кажется, подействовал сильнее,чем первый. К тому же в процессе объяснения Полина Андреевна достала флягу истала смывать с лица косметику, отчего ее красота, должно быть, померкла.

Салах вздохнул, щелкнул кнутом, и хантурпокатил дальше.

Гора закончилась резким, почти вертикальнымуступом, и из-за поворота безо всякого предупреждения вынырнул город.

Он лежал в небольшой котловине, с трех сторонокруженной холмами, и был невообразимо красив, словно перенесенный сюда издревней Эллады.

Не веря глазам, Полина Андреевна смотрела наукрашенные статуями фронтоны, на стройные колоннады, мраморные фонтаны, красныечерепичные крыши. Опоясанный цветущими садами, город словно покачивался взнойном струящемся воздухе.

Мираж! Мираж в пустыне, подумала восхищеннаяпутешественница.

Подъехали к зеленой аллее, где лежали грудытучного чернозема. Там уже стояла давешняя фура, пока еще не разгруженная.Возница исчез – наверное, отправился за указаниями. Несколько арабов копали ямыдля деревьев, поливали клумбы, стригли траву.

– Это настоящий элизиум, – прошептала Пелагия,вдыхая аромат цветов.

Спрыгнула на землю, встала за розовымикустами, чтобы не привлекать к себе внимания, и всё не могла наглядеться наволшебное зрелище.

Когда первый восторг прошел, спросила:

– Но как же я попаду в город?

Салах пожал плечами:

– Не знаю. Я только обещал везти тебя череззастава.

Скользя по мраморному полу, она всё пыталасьухватить гаснущую мелодию.

Прам-пам-пам, прам-пам-пам, два разапокружиться, взметнув невесомым облаком газовый пеньюар, потом присесть вкниксене и взлететь, воспарить, а руки – как лебединые крылья.

Раньше она танцевала под граммофон, но теперьмеханическая музыка стала ей уже не нужна. Божественные мелодии, которых несмог бы воспроизвести сам Паганини, зарождались у нее внутри. Жизнь их былакоротка, не предназначена для повторения и оттого особенно прекрасна.

Но сегодня что-то мешало музыке, гасило ее, непозволяло волшебной силе развернуться.

Пара-пара-рам-па-пам, пара-пара-рам-па-пам...Нет, не так!

В благословенном оазисе, надежно укрытом отгрубого мира, Иродиада открыла в себе два источника каждодневного наслаждения,два новых таланта, о которых прежде и не подозревала.