Пелагия и красный петух - Борис Акунин

В Житомир он добрался только на рассвете, вкрестьянской телеге.

В номере помылся, переоделся. Купил у ночногопортье из-под прилавка бутылку портвейна – оказал преступное пособничествонарушителю закона о правилах винной торговли.

Половину вылакал сразу – по-новому, прямо изгорлышка. Однако не опьянел, а, наоборот, собрался с мыслями.

За окном занимался день. Прокурор сидел накровати в подтяжках, тянул из бутылки портвейн и прикидывал последовательностьдальнейших действий.

Искать на графа управу в полиции бесполезно.За ночь Чарнокуцкий, конечно, перепрятал, а то и уничтожил секретную частьсвоей коллекции (интересно, что у него там за гадости?). За этого выродка нужнобудет взяться основательно, через Киев и генерал-губернаторскую канцелярию.Дело долгoe, а чем закончится, ясно заранее: не каторгой – комфортабельнойпсихиатрической лечебницей.

Ладно, это подождет. Есть дело куда болеесрочное.

Во сколько у них тут по субботам начинаетсяприсутствие?

Ровно в девять Бердичевский был в тюремномкомитете, где от знакомого инспектора получил записку к смотрителю губернскогоузилища.

В тюрьме в долгие разговоры вступать не стал,спросил сразу:

– Книга посещений арестантов ведется?

– Так точно, ваше высокородие. С этим строго.Кто ни приди, хоть сам губернатор, обязательно записываем, – доложил дежурныйнадзиратель.

Вот с чего нужно было начинать, укорил себяМатвей Бенционович, чем в грязных канавах-то барахтаться. Скверный из менясыщик. Не Пелагия.

Открыл журнал за 19 ноября прошлого года (втот день выпустили Рацевича). Заскользил пальцем по строчкам, двигаясь снизувверх.

18 ноября заключенного из одиннадцатой«дворянской» никто не навещал, хотя в тюрьме побывали двадцать шесть человек.

17 ноября было тридцать два посещения, но кРацевичу опять никого.

16 ноября... Вот, вот оно!

В графе «К кому» аккуратным писарским почеркомвыведено: «В 11-ую к несостоятельному должнику Рацевичу». И напротив, в графе«роспись посетителя: имя, фамилия, звание», какие-то каракули.

Прокурор поднес регистрационную книгу к окну,где светлее.

Принялся разбирать небрежно написанные буквы.

Когда буквы сложились в имя, Бердичевскийуронил журнал на подоконник и часто-часто захлопал ресницами.

Путь до Бет-Кебира был утомителен иоднообразен.

Река Иордан жесточайше разочаровала паломницусвоей худосочностью и неживописностью. Полина Андреевна отчасти даже обиделасьна Провидение, которому отчего-то заблагорассудилось поместить величайшеесобытие в истории человечества у этого жалкого ручья, а, скажем, не навеличественных берегах ее родной Реки, где небо и земля не щурятся от пыли изноя, а смотрят друг на друга широко раскрытыми глазами.

Но когда Иордан влился в Мертвое море, иначеименуемое Асфальтовым, пейзаж стал еще скучней.

Справа горбилась лысыми холмами Иудейскаяпустыня, слева простиралось окутанное дымкой зеркало воды. Сначала Пелагиипомерещилось, что море затянуто панцирем серебристого льда, что при такой жаребыло совершенно немыслимо. Монахиня спустилась к берегу и протянула к водеруку. Даже вблизи иллюзия ледяного покрова была абсолютной. Но пальцы коснулисьне холодной твердой корки, а погрузились в теплую, совершенно прозрачную влагу,под которой лежал сплошной слой белой соли. Полина Андреевна лизнула мокруюруку и ощутила вкус слез.

Глаза болели от нестерпимого блеска. Мерцалоне только море, но и зазубренные скалы, пустыня, дорога. А тишина была такая,какой Пелагия не встречала нигде и никогда. Не шуршал песок, не плескаласьвода, и когда Салах остановил лошадей, чтобы дать им отдых, безмолвиеокружающего мира стало просто невыносимым. «Мертвая тишина на Мертвом море»,сказала про себя Пелагия, безо всякого намерения скаламбурить.

По мере приближения к южной оконечностисоленого озера, вокруг становилось всё безжизненней и противоестественней. Изземли повылезали острые утесы, похожие не то на гигантские занозы, не то наощеренные зубы Земли. Горы подступили почти вплотную к воде, будто хотелиспихнуть повозку в едкий соляной раствор.

Полине Андреевне сделалось страшно. Не отбесприютности ландшафта, а от мысли о том, какое чудовищное злодеяниесвершилось здесь много веков назад.

Тут была цветущая страна, которая «вся доСигора орошалась водою, как сад Господень, как земля Египетская». Норазгневанный Бог пролил на Содом и Гоморру серу и огонь с неба, и появилась этаогромная воронка, наполненная горькими слезами. На дне ее, покрытые толстымслоем соли, лежат тысячи мертвых нечестивцев, а возможно, и несколькоправедников. Ведь перед тем как свершиться страшной каре, у Бога был торг сАвраамом. «И подошел Авраам и сказал: неужели Ты погубишь праведного снечестивым? Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Тыпогубишь, и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нем? Не можетбыть, чтобы Ты поступил так, чтобы Ты погубил праведного с нечестивым, чтобы тоже былос праведником, что с нечестивым; не может быть от Тебя! Судия всей землипоступит ли неправосудно? Господь сказал: если Я найду в городе Содоме пятьдесятправедников, то Я ради них пощажу все место сие. Авраам сказал в ответ: вот, ярешился говорить Владыке, я, прах и пепел: может быть, до пятидесятиправедников недостанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весьгород? Он сказал: не истреблю, если найду там сорок пять. Авраам продолжалговорить с Ним и сказал: может быть, найдется там сорок? Он сказал: не сделаютого и ради сорока. И сказал Авраам: да не прогневается Владыка, что я будуговорить: может быть, найдется там тридцать? Он сказал: не сделаю, еслинайдется там тридцать. Авраам сказал: вот, я решился говорить Владыке: можетбыть, найдется там двадцать? Онсказал: не истреблю ради двадцати. Авраамсказал: да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может быть,найдется там десять? Он сказал: не истреблю ради десяти. И пошел Господь,перестав говорить с Авраамом».,