Мария Стюарт - Стефан Цвейг

Девисон молчит. Он мог бы похвалиться, что делу давно уже дан ход. Но ончувствует, что только досадит королеве, если честно ей расскажет то, что она,по-видимому, сама знает, но о чем бесчестно умалчивает, а именно, что гонец сосмертным приговором, скрепленным большой печатью, выехал в Фотерингей, а вместес ним – некий приземистый, коренастый малый, которому предстоит обратить словов дело, приказ – в кровь: палач города Лондона.

«En ma fin est mon commencement» – когда-то Мария Стюарт вышила это, еще неясное ей в ту пору изречение, на парчовом покрове. Теперь ее смутноепредчувствие сбывается. Только трагическая смерть кладет истинное начало ееславе, только эта смерть в глазах будущих поколений искупит вину ее молодости,преобразит ее ошибки. Уже много недель, как твердо и обдуманно готовитсяосужденная к величайшему своему испытанию. Совсем еще юной королевой пришлосьей дважды видеть, как дворянин умирает под топором палача; рано поняла она, чтоужас этого непоправимо бесчеловечного акта может быть преодолен лишь стоическимсамообладанием. Весь мир и последующие поколения – Мария Стюарт это знает –будут взыскательно судить ее выдержку и осанку, когда, первая из венчанныхкоролей, она склонит голову на плаху; малейшая дрожь, малейшее колебание,предательская бледность были бы в столь решительную минуту изменой еекоролевскому достоинству. Так в эти недели ожидания собирается она в тиши сдушевными силами. Ни к чему в своей жизни эта горячая, неукротимая женщина неготовилась так обдуманно, так спокойно, как к своему смертному часу.

Вот отчего никто не заметил бы в ней ни тени удивления или испуга, когда вовторник седьмого февраля слуги докладывают ей о прибытии лордов Шрусбери иКента вместе с несколькими членами магистрата. Предусмотрительно сзывает онасвоих ближних женщин, а также большую часть челядинцев. Только окружив себяверными слугами, принимает она это посольство. Она поминутно хочет иметь ихрядом – пусть когда-нибудь поведают миру, что дочь Иакова V, дочь МарииЛотарингской, та, в чьих жилах течет кровь Стюартов и Тюдоров, нашла в себесилы мужественно и непреклонно снести и самые тяжкие испытания. Шрусбери, подчьим кровом она провела без малого двадцать лет, клонит перед ней седую головуи колено. Голос его чуть дрожит, когда он объявляет, что Елизавете пришлось,вняв настойчивым требованиям своих подданных, повелеть привести приговор висполнение. Мария Стюарт словно и не удивлена недоброй вестью; без малейшихпризнаков волнения, зная, что каждый ее жест будет внесен в книгу истории,выслушивает она приговор, спокойно осеняет себя крестным знамением и говорит:«Хвала господу за это известие, что вы мне приносите. Для меня нет вести болееутешительной, ибо она сулит мне конец земных страданий и милость господа,сподобившего меня умереть во славу его имени и его возлюбленнойримско-католической церкви». Ни единым словом не оспаривает она приговор. Онауже не хочет как королева бороться с несправедливостью, причиненной ей другойкоролевой, а лишь как христианка – возложить на себя свой крест; а может быть,в своем мученичестве она возлюбила последнее торжество, еще оставшееся ей вэтой жизни. Только две просьбы есть у нее: чтобы духовник напутствовал ее своимблагословением и чтобы казнь не пришлась уже на следующее утро: ей хочется какследует обдумать свои последние распоряжения. Обе просьбы отвергнуты. Ей ненужен пастырь ложной веры, отвечает граф Кент, фанатичный протестант, зато онохотно пришлет ей священника реформатской церкви, чтобы тот наставил ее вистинной религии. Конечно, Мария Стюарт отказывается в этот великий час, когдаона перед всем католическим миром намерена смертью своей постоять за своеисповедание, выслушивать от священника-еретика его рацеи насчет истинной веры.Менее жесток, чем это бестактное предложение обреченной жертве, отказ отсрочитьее казнь. Поскольку ей дается одна лишь ночь для всех приготовлений, всеотпущенные ей часы так уплотнены, что страху и тревоге не остается места.Всегда – и в этом дар бога человеку – умирающему тесно с временем.

Рассудительно и вдумчиво, качества, которых ей до сих пор – увы! – такнедоставало, распределяет Мария Стюарт свои последние часы. Великая государыня,она и умереть хочет с истинным величием. Призвав на помощь свой безошибочныйвкус, свою наследственную артистичность, свое врожденное мужество, неизменяющее ей и в самые опасные минуты, готовит Мария Стюарт свой уход – словнопраздник, словно торжество, словно величественную церемонию. Ничего неоставляет она на волю случая, минуты, настроения – все проверяется на эффект,все оформляется по-королевски пышно и импозантно. Каждая деталь точно иобдуманно вписана, подобно волнующей или благоговейной строфе, в эпопеюмученической кончины. Несколько раньше обычного, чтобы спокойно написатьнеобходимые письма и собраться с мыслями, приказывает она подать ужин исимволически придает ему характер последней вечери. Откушав, она собираетвокруг себя домочадцев и просит налить ей вина. С глубокой серьезностью, но спросветленным челом поднимает она полную чашу над слугами, павшими перед ней наколени. Она выпивает ее за их благополучие, а потом обращается к ним с речью,увещая хранить верность католической религии и жить между собой в мире. Укаждого просит она – и это звучит, как сцена из vita sanctorum[*] – прощения за все обиды, которые вольно или невольно емупричинила. И лишь после этого дарит каждому любовно выбранный для него подарок– кольцо и драгоценные камни, золотые цепи и кружева, изысканные вещицы,когда-то красившие и разнообразившие ее уходящую жизнь. На коленях, кто молча,кто плача, принимают они дары, и королева невольно растрогана горестной любовьюсвоих слуг.

Наконец она поднимается и переходит в свою комнату, где на письменном столеуже горят восковые свечи. Ей еще много надо сделать с вечера до утра:перечитать духовную, распорядиться приготовлениями к завтрашнему, трудномушествию и написать последние письма. В первом, наиболее проникновенном письмеона просит своего духовника не спать эту ночь и молиться за нее; хоть он инаходится за два-три покоя в этом же замке, граф Кент – так безжалостенфанатизм – накрепко запретил утешителю оставлять свою комнату, чтобы не дал оносужденной последнего «папистского» причастия. Затем королева пишет своимродичам – Генриху III и герцогу де Гизу; в этот последний час на душе у неележит забота, особенно делающая ей честь: с прекращением ее вдовьей пенсиидомочадцы ее останутся без средств к существованию. И она просит короляФранцузского взять на себя обязательство выплатить все по ее завещанию иприказать служить обедни «за всехристианнейшую королеву, что идет на смерть,верная католической церкви и лишенная всякого земного достояния». Филиппу II ипапе она уже написала раньше. И лишь одной властительнице этого мира остаетсяей написать – Елизавете. Но ни единым словом не обратится к ней Мария Стюарт.Ей больше нечего у нее просить и не за что благодарить ее. Только гордыммолчанием может она еще устыдить своего старинного недруга, а также величиемсвоей смерти.