Мария Стюарт - Стефан Цвейг

Голоса справа прозвучали. Грозно и явственно произнесли они: смерть, смерть,смерть. Но и голоса слева, голоса с той стороны, где сердце, становятся всекрасноречивее. Французский король шлет за море чрезвычайное посольство сувещанием помнить об общих интересах всех королей. Он напоминает Елизавете,что, оберегая неприкосновенность Марии Стюарт, она ограждает и своюнеприкосновенность, что высший завет мудрого и благополучного правления в том,чтобы не проливать крови. Он напоминает о священном для каждого народа долгегостеприимства – пусть же Елизавета не погрешит против господа, подняв руку наего помазанницу. И так как Елизавета с обычным лукавством отделываетсяполуобещаниями и туманными отговорками, тон иноземных послов становится всерезче. То, что раньше было просьбой, перерастает во властное предостережение, воткрытую угрозу. Но, умудренная знанием света, понаторевшая за двадцать пятьлет правления во всех уловках политики, Елизавета обладает безошибочным слухом.Во всей этой патетической словесности она старается уловить одно: принесли липослы в складках своей тоги полномочия прервать дипломатические отношения иобъявить войну? И очень скоро убеждается, что за громогласными, крикливымиречами не слышно звона железа и что ни Генрих III, ни Филипп II серьезно ненамерены обнажить меч, если топор палача снесет голову Марии Стюарт.

Равнодушным пожатием плеч отвечает она на дипломатические громы Франции иИспании. Куда больше искусства, разумеется, нужно, чтобы отвести другие упреки– упреки Шотландии. Кто-кто, а Иаков VI должен бы воспрепятствовать казникоролевы Шотландской в чужой стране, это его священная обязанность: ведь кровь,которая прольется, – его собственная кровь, а женщина, которая будет преданасмерти, – мать, даровавшая ему жизнь. Однако сыновняя привязанность занимает неслишком много места в сердце Иакова VI. С тех пор как он стал нахлебником исоюзником Елизаветы, мать, отказавшая ему в королевском титуле, торжественно отнего отрекшаяся и даже пытавшаяся передать его наследные права чужеземнымкоролям, – эта мать только стоит у него на дороге. Едва услыхав о раскрытииБабингтонова заговора, он спешит поздравить Елизавету, а французскому послу,который докучает ему на любимой охоте требованиями пустить в ход все своевлияние в пользу матери, говорит с досадою: «Заварила кашу, пусть сама теперьрасхлебывает» (qu’il fallait qu’elle but la boisson, qu’elle avoit brassé). Совсей прямотой заявляет он, что ему совершенно безразлично, «куда б ее низасадили и сколько бы ни перевешали ее подлых слуг», ей-де «давно пора напокой, замаливать грехи». Нет, все это нисколько его не касается; поначалучуждый сантиментов сынок отказывается даже отправить посольство в Англию. Итолько по вынесении приговора, оскорбившего национальные чувства шотландцев,когда по всей стране прокатилась волна возмущения, оттого что чужеземкаосмелилась посягнуть на жизнь шотландской королевы, Иаков спохватывается, чтороль, которую он играет, слишком уж неблаговидна, что дальше отмалчиватьсянеприлично и надо хотя бы для проформы что-то предпринять. Разумеется, он незаходит так далеко, как его парламент, требующий в случае казни немедленногоденонсирования договора о союзе и даже объявления войны. Но все же садится законторку, пишет резкие, возмущенные и угрожающие письма Уолсингему и снаряжаетв Лондон посольство.

Елизавета, конечно, предвидела этот взрыв. Но она и тут прислушиваетсябольше к полутонам. Депутация Иакова VI делится на две части. Одна,официальная, громко и внятно требует отмены смертного приговора. Она угрожаетрасторжением союза, она бряцает оружием, и шотландской знати, произносящей этисуровые речи в Лондоне, нельзя отказать в пафосе искренней убежденности. Но ими невдомек, что, пока они громко и грозно разговаривают в приемном зале, другойагент, личный представитель Иакова VI, прокравшись в приватные апартаментыЕлизаветы с черного хода, ставит там втихомолку другое требование, куда болееблизкое сердцу шотландского короля, нежели жизнь его матери, а именнотребование признать его преемственные права на английский престол. По словамхорошо информированного французского посланника, тайному посреднику порученозаверить Елизавету, что если Иаков VI так неистово ей угрожает, то это делаетсялишь для поддержания его чести, а также приличия ради («for his honour andreputation»), и он просит ее не принимать эту демонстрацию в обиду («in illpart»), не рассматривать как недружественную акцию. Для Елизаветы это лишьподтверждение того, что она, разумеется, и раньше знала, а именно, что Иаков VIготов молча проглотить («to digest») казнь своей матери за одно лишь обещание –или полуобещание – английской короны. И вот за кулисами начинается гнусныйторг. Сын Марии Стюарт и ее противница, подсев друг к другу, доверительношепчутся, впервые найдя общий язык, объединенные общими темными интересами: вдуше оба хотят одного итого же, и оба прячут это от света. У обоих Мария Стюартстоит на дороге, но обоим приходится делать вид, будто самая важная, самаясвященная, кровная их задача – спасти и оградить бедную узницу. Елизаветаотнюдь не борется за жизнь данной ей роком сестры, а Иаков VI не борется зажизнь родившей его; обоим важно только лишь соблюсти благопристойность «наподмостках мира». De facto[*] Иаков VI давноуже прозрачно намекнул, что даже в самом прискорбном случае он никакихпретензий предъявлять не станет, и этим заранее отпустил Елизавете казнь своейматери. Еще до того, как чужеземка-противница послала узницу на смерть, сынузницы отдал ее на заклание.

Итак, ни Франция, ни Испания, ни Шотландия – Елизавета окончательно в этомуверилась – не станут вмешиваться, когда она решит подвести черту. И толькоодин человек мог бы, пожалуй, еще спасти Марию Стюарт: сама Мария Стюарт.Попроси она о помиловании, Елизавета, возможно, этим бы удовлетворилась. В душеона только и ждет такого обращения, которое избавило бы ее от укоров совести.Все меры принимаются в эти дни для того, чтобы сломить гордость шотландскойкоролевы. Едва приговор вынесен, Елизавета посылает узнице полный его текст, ачерствый, рассудительный и особенно внушающий омерзение своей въедливойдобропорядочностью Эмиас Паулет пользуется этим для того, чтобы оскорбитьосужденную на смерть: для него она уже «бесславный труп» – «une femme mortesans nulle dignité». Впервые в ее присутствии забывает он снять шляпу –низкая, подленькая выходка лакея, в котором зрелище чужого несчастья рождаетзаносчивость, а не смирение; он велит ее челядинцам вынести тронный балдахин сшотландским гербом. Но верные слуги не повинуются тюремщику, а когда Паулетприказывает своим подчиненным сорвать балдахин, Мария Стюарт вешает распятие натом месте, где был укреплен шотландский герб, чтобы показать, что ее охраняетсила более могущественная, нежели Шотландия. На каждое мелкое оскорблениеврагов у нее находится величественный жест. «Они угрозами хотят вырвать у менямольбу о пощаде, – пишет она друзьям, – но я говорю им, что уж если она обрекламеня смерти, пусть будет верна своей неправде до конца». Если Елизавета убьетее, тем хуже для Елизаветы! Лучше смертью своей унизить противницу перед судомистории, чем позволить ей надеть маску кротости, увенчаться лаврамивеликодушия. Вместо того чтобы протестовать против приговора или просить опомиловании, Мария Стюарт с христианской кротостью благодарит творца за егопопечение, Елизавете же отвечает с надменностью королевы: