Мария Стюарт - Стефан Цвейг

Поздно за полночь ложится Мария Стюарт. Все, что ей должно было сделать вжизни, она сделала. Всего лишь несколько часов дозволено еще душе погостить вистомленном теле. Служанки на, коленях забились в угол и молятся недвижнымигубами: они не хотят беспокоить спящую. Но Мария Стюарт не спит. Широкооткрытыми глазами смотрит она в великую ночь; только усталым членам дает онапокой, чтобы с бестрепетным сердцем и сильной душою предстать наутро предвсесильной смертью.

На многие торжества одевалась Мария Стюарт: на коронации и крестины, насвадьбы и рыцарские игрища, на прогулки, на войну и охоту, на приемы, балы итурниры, – повсюду являясь в роскошных одеждах, зная, какой властью обладает наземле красота. Но никогда еще ни по какому поводу не одевалась она такобдуманно, как для величайшего часа своей судьбы – для смерти. Уже за многодней и недель продумала она, должно быть, достойный ритуал своей кончины,тщательно взвесив каждую деталь. Платье за платьем перебрала она, верно, весьсвой гардероб в поисках наиболее достойного наряда для столь небывалого случая;можно подумать, что и как женщина в последней вспышке кокетства хотела онаоставить на все времена пример того, каким венцом совершенства должна бытькоролева, идущая навстречу казни. Два часа, с шести до восьми, одевают ееприслужницы. Не как бедная грешница в убогих лохмотьях хочет она взойти наплаху. Великолепный, праздничный наряд выбирает она для своего последнеговыхода, самое строгое и изысканное платье из темно-коричневого бархата,отделанное куньим мехом, со стоячим белым воротником и пышно ниспадающимирукавами. Черный шелковый плащ обрамляет это гордое великолепие, а тяжелыйшлейф так длинен, что Мелвил, ее гофмейстер, должен почтительно егоподдерживать. Снежно-белое вдовье покрывало овевает ее с головы до ног. Омофорыискусной работы и драгоценные четки заменяют ей светские украшения, белыесафьяновые башмачки ступают так неслышно, что звук ее шагов не нарушитбездыханную тишину в тот миг, когда она направится к эшафоту. Королева самавынула из заветного ларя носовой платок, которым ей завяжут глаза, – прозрачноеоблачко тончайшего батиста, отделанное золотой каемкой, должно быть, еесобственной работы. Каждая пряжка на ее платье выбрана с величайшим смыслом,каждая мелочь настроена на общее музыкальное звучание; предусмотрено и то, чтоей придется на глазах у чужих мужчин скинуть перед плахой это темноевеликолепие. В предвидении последней кровавой минуты Мария Стюарт наделаисподнее платье пунцового шелка и приказала изготовить длинные, по локоть,огненного цвета перчатки, чтобы кровь, брызнувшая из-под топора, не так резковыделялась на ее одеянии, Никогда еще осужденная на смерть узница не готовиласьк казни с таким изощренным искусством и сознанием своего величия.

В восемь утра стучатся в дверь. Мария Стюарт не отвечает, она все еще стоит,преклонив колена, перед аналоем и читает отходную. Только кончив, поднимаетсяона с колен, и на вторичный стук дверь открывают. Входит шериф с белым жезлом вруке – скоро его преломят – и говорит почтительно, с глубоким поклоном;«Madame, меня прислали лорды, вас ждут». «Пойдемте», – говорит Мария Стюарт иготовится к выходу.

И вот начинается последнее шествие. Поддерживаемая справа и слева слугами,идет она, с натугой передвигая ревматические ноги. Втройне оградила она себяоружием веры от приступов внезапного страха: на шее у нее золотой крест, спояса свисает связка отделанных дорогими каменьями четок, в руке мечблагочестивых – распятие из слоновой кости; пусть увидит мир, как умираеткоролева в католической вере и за католическую веру. Да забудет он, сколькопрегрешений и безрассудств отягчает ее юность и что как соучастницапредумышленного убийства предстанет она пред палачом. На все времена хочет онапоказать, что терпит муки за дело католицизма, обреченная жертва своихнедругов-еретиков.

Не дальше чем до порога – как задумано и условлено – провожают иподдерживают ее преданные слуги. Ибо и виду не должно быть подано, будто онисоучастники постыдного деяния, будто сами ведут свою госпожу на эшафот. Лишь вее покоях готовы они ей прислуживать, но не как подручные палача в час еестрашной смерти. От двери до подножия лестницы ее сопровождают двое подчиненныхЭмиаса Паулета; только ее злейшие противники могут, как пособники величайшегопреступления, повести венчанную королеву на эшафот. Внизу, у последнейступеньки, перед входом в большой зал, где состоится казнь, ждетколенопреклоненный Эндру Мелвил, ее гофмейстер; шотландский дворянин, он долженбудет сообщить Иакову VI о свершившейся казни. Королева подняла его с колен иобняла. Ее радует присутствие этого верного свидетеля, оно укрепит в нейдушевное спокойствие, которое она поклялась сохранить. И на слова Мелвила: «Мневыпала самая тяжкая в моей жизни обязанность сообщить о кончине моейавгустейшей госпожи» – она отвечает: «Напротив, радуйся, что конец моихиспытаний близок. Только сообщи, что я умерла верная своей религии, истиннойкатоличкой, истинной дочерью Шотландии, истинной дочерью королей. Да проститбог тех, кто пожелал моей смерти. И скажи моему сыну, что никогда я не сделаланичего, что могло бы повредить ему, никогда ни в чем не поступилась нашимидержавными правами».

Сказав это, она обратилась к графам Шрусбери и Кенту с просьбой разрешитьтакже ее ближним женщинам присутствовать при казни. Граф Кент возражает:женщины своими воплями и плачем нарушат благочиние в зале и вызовутнедовольство, ведь им непременно захочется омочить платки в крови королевы. НоМария Стюарт твердо отстаивает свою последнюю волю. «Словом моим ручаюсь, –говорит она, – что они этого делать не станут. Я не мыслю, чтобы ваша госпожаотказала своей равной в том, чтобы ее женщины прислуживали ей до последнейминуты. Не верю, чтобы она отдала подобное жестокое приказание. Даже будь я нестоль высокого сана, она исполнила бы мою просьбу, а ведь я к тому же ееближайшая родственница, внучка Генриха VIII, вдовствующая королева Франции,венчанная на царство королева Шотландии».

Оба графа совещаются: наконец ей разрешают взять с собой четырех слуг и двухженщин. Мария Стюарт удовлетворяется этим. Сопровождаемая своими избранными иверными, а также Эндру Мелвилом, несущим за ней ее трен, в предшествии шерифа,Шрусбери и Кента входит она в парадный зал Фотерингейского замка.

Здесь всю ночь стучали топорами. Из помещения вынесены столы и стулья. Вглубине его воздвигнут помост, покрытый черной холстиной, наподобие катафалка.Перед обитой черным колодой уже поставлена скамеечка с черной же подушкой, нанее королева преклонит колена, чтобы принять смертельный удар. Справа и слевапочетные кресла дожидаются графов Шрусбери и Кента, уполномоченных Елизаветы, вто время как у стены, словно два бронзовых изваяния, застыли одетые в черныйбархат и скрывшиеся под черными масками две безликие фигуры – палач и егоподручный. На эту величественную в своей страшной простоте сцену могут взойтитолько жертва и ее палачи; зрители теснятся в глубине зала. Охраняемый Паулетоми его солдатами, там воздвигнут барьер, за которым сгрудилось человек двестидворян, сбежавшихся со всей округи, чтобы увидеть столь неслыханное, небывалоезрелище – казнь венценосной королевы. А перед запертыми дверями замка сотнями исотнями голов чернеют толпы простого люда, привлеченного этой вестью; им входзапрещен. Только дворянской крови дозволено видеть, как проливают королевскуюкровь.