История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том 4. Новое время (XVII-XVIII век): переходная эпоха до французской революции 1789 г. - Семен Маркович Дубнов

комментарием («Хохмат Шеломо», 1780). Поселившись в 1774 г. в Берлине, он стал самым деятельным сотрудником Мендельсона по составлению свободного библейского комментария «Биур». Среди «меасфим» Вессели был наилучшим стилистом. Он первый возродил в Германии еврейскую изящную литературу своей «Моисеядой», обширной эпической поэмой, где в звучных библейских стихах воспеты подвиги Моисея и исход из Египта («Шире Тиферет», Берлин, 1789 — 1802). Этот эпос стяжал ему имя «еврейского Клопштока». В то же время Вессели писал трактат по этике и психологии («Сефер га-Миддот», Берлин, 1788) и стихотворения на разные случаи. Но главным литературным делом Вессели была его горячая полемика с раввинами-обскурантами, связанная с реформой школьного воспитания в Австрии и Германии.

Возвещенная императором Иосифом II культурная реформа произвела тревогу среди еврейского духовенства и консервативных масс Богемии, Моравии и недавно присоединенной польской Галиции. Пугал декретируемый сверху переход к государственному языку и государственной школе: в этом видели желание ассимилировать евреев с христианами. Даже в экономических реформах императора усматривалось стремление изменить еврейский быт с целью приблизить его к христианскому. Иначе смотрели на дело немногие пионеры просвещения, которые видели в «Толеранцпатенте» австрийского императора первый шаг к преобразованию еврейского быта в духе нового времени, без ущерба для религии. Они полагали, что умственная эмансипация должна предшествовать гражданской, что если евреи откажутся от своей замкнутости, усвоят государственный язык и общее образование, то коренным образом изменится и социальное их положение. В берлинском кружке Мендельсона первая весть о реформах австрийского императора вызвала радостное воодушевление. Вессели написал хвалебную оду в честь «императора-освободителя». Узнав, что ортодоксы недовольны его культурными новшествами, Вессели обратился к еврейским общинам Австрии с посланием, напечатанным в Берлине в 1782 г., под заглавием «Слова мира и правды» («Дивре шалом ве’эмет»). В этом послании он горячо увещевает народ приветствовать благодетельные указы Иосифа II и доказывает, что без «человеческой науки» нельзя разуметь и «божественную науку» и что необходимо реформировать всю систему еврейского школьного обучения. Послание Вессели встретило сочувствие только в триестской общине, состоявшей преимущественно из итальянских евреев; в остальных же местах оно возбудило негодование. Ревнители старины были возмущены предложенной Вессели программой обучения: начинать с общих элементарных знаний, Библию изучать в связи с грамматикой еврейского языка и с немецким переводом, а Талмуд преподавать только в виде краткого курса, оставляя специальное его изучение для лиц, готовящихся к раввинскому званию, «ибо не все мы созданы для того, чтобы быть талмудистами». Против этой «ереси» выступил с резкой проповедью р. Давид Тевель, раввин в Лиссе, объявивший, что книга Вессели заслуживает публичного сожжения, ибо в ней светское знание поставлено выше Торы и Талмуда, в которых заключаются все нужные еврею знания. То же сделал пражский раввин Иехезкель Ландау, призывавший раввинов Германии и Польши принять меры против распространения столь опасных идей. Обскуранты находили моральную опору в народных массах, которые чуяли опасность в «нормальных школах», навязанных им Иосифом II, и подозревали Вессели в солидарности с разрушительными планами императора. Вессели опубликовал еще три послания (1782 — 1784), в которых отвергал обвинения в чуждых ему разрушительных стремлениях и указывал, что реформированная по его программе народная школа могла бы служить дополнением к казенной нормальной школе, где еврейскими знаниями пренебрегают.

Эти элементарные споры о пользе или вреде просвещения были только прелюдией к более глубокому культурному кризису, который наступил в следующее десятилетие под влиянием французской революции и начавшейся борьбы за эмансипацию. Робкие сторонники культурной реформы должны были отступить перед слишком смелыми деятелями культурной революции.

§ 48. Предвестники эмансипации во Франции и Америке

В стране, откуда дух «века разума» распространился по всей Европе, на родине Вольтера и энциклопедистов, естественно было ожидать появления новых течений в литературе по еврейскому вопросу. Однако на первых порах новая французская литература не оправдала этих ожиданий. Старые навыки юдофобии повторялись еще в произведениях родоначальника свободных мыслителей Франции, Вольтера, умнейшего борца против средневековых предрассудков. Как известно, нравственный лик Вольтера не был свободен от темных пятен, и одним из них было его отношение к евреям и иудаизму. Источник антиеврейских выступлений Вольтера был двоякий: личный и идейный. Лично он имел два конфликта с еврейскими финансистами. Не брезгавший биржевыми спекуляциями писатель отдал для этой цели лондонскому еврейскому банкиру Медина значительную сумму денег и, когда тот обанкротился, получил только пятую часть своего капитала. Другой конфликт вышел у него в Берлине с еврейским ювелиром Гиршелем. Живя здесь и в Потсдаме при дворе своего друга Фридриха II (1750), Вольтер завел какие-то денежные дела с этим ювелиром и так запутался, что подделал документы и подменил драгоценные камни. Дело дошло до суда, который оправдал Вольтера только под давлением его сильных друзей. Король держался в этом деле нейтрально, но лично сказал Вольтеру: «Вам не прикрыть позорного пятна, наложенного этим поступком на вашу славу». В комедии «Тантал в процессе» Фридрих II прозрачно намекал на это темное дело. Все это оставило в душе Вольтера осадок горечи. Личная неприязнь усилила в нем идейную вражду к народу Библии как источника христианства и церковного режима. В 1756 году появилась в Париже в «Философском словаре» («Dictionnaire philosophique») статья Вольтера о евреях («Juifs»), представляющая собой сплошной памфлет на Библию и древнюю историю Израиля. Как ни легковесна библейская критика Вольтера, в ней все же можно было усмотреть идейную тенденцию: подорвать авторитет Ветхого Завета для осмеяния Нового Завета и вытекающей из него церковной веры в чудеса, — но вся статья пропитана злостной юдофобией современного типа. Изобличаемые библейскими пророками преступления приписываются всему израильскому народу, хотя из его же среды вышли сами эти обличители, и все это для того, чтобы доказать, что и древние евреи были менялами и маклерами, гонявшимися за наживой, и римляне хорошо сделали, что разгромили их царство; тайна сохранения евреев в рассеянии заключается в их идеале: иметь побольше детей и побольше денег, вследствие чего они размножаются и обогащаются; других талантов у них нет: нет ни поэтов, ни художников, ни философов; презираемые всеми народами, они всех ненавидят и мечтают о господстве над миром.

Против этой злостной характеристики выступил тот самый голландский финансист и писатель Исаак Пинто, который в то время вмешался в спор между «португезами» и «тедесками» в Бордо. Представитель сефардской аристократии, Пинто счел долгом чести ответить Вольтеру, тем более что имел в запасе казавшийся ему несокрушимым довод: приписываемые евреям пороки могут относиться к ашкеназам, но не к благородным сефардам. В опубликованной им брошюре «Критические размышления» («Reflexions critiques», 1762)