Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр

Екатерине так не хотелось в это верить. От Бесси Блаунт Генрих давным-давно отделался: эта женщина была выдана замуж и, говорили, родила девочку. В любом случае ко двору она не вернулась, так что это предназначено не Бесси.

Тогда кому же?

Екатерина пыталась сосредоточить внимание на турнирной площадке, но плохо видела от слез. Когда толпа радостно кричала, она подхватывала крик. Когда победители выходили получать свои призы, она грациозно вручала их. Она улыбалась, громко зааплодировала, когда Генрих сбил с седла своего противника. И все это время внутренне умирала. Пыталась уверить себя, что, может быть, это ничего не значит, а игра в придворную любовь – безобидная забава. Конечно, так оно и было, все это лишь игра! Однако Екатерина знала, как и все: такие игры часто служили прикрытием для кое-чего менее рыцарственного. Генрих – король, красивый, атлетичный и могущественный. Она сама знала, насколько он неотразим. Немало женщин готовы без колебаний отдаться ему.

Екатерина обвела взглядом фрейлин, таких милых в замечательных черно-белых платьях. Может, кто-нибудь из них? Не похоже. Поведение фрейлин подозрений у нее не вызвало. В тот вечер за ужином в честь послов Генрих вел себя как обычно: был общителен, много говорил о турнирах и союзе с императором, заключение которого считал своим личным достижением. В его обращении с супругой ничто не указывало на серьезные перемены. Но потом Екатерина напомнила себе, что Генрих – великий притворщик.

В ту ночь он пришел к ней, как приходил нередко, не оставив надежды снова зачать с ней ребенка. После рождения малютки Изабеллы прошло уже три с половиной года, и супруги были близки к отчаянию.

У Екатерины не хватало духу сказать Генриху, что за прошлый год у нее три раза пропадали месячные. Трижды появлялась надежда, но продолжалась не более месяца. Прежде регулярные, как фазы луны, циклы сбились. Зная, что это может предвещать, Екатерина постоянно молилась, чтобы, пока еще есть время, Бог даровал ей возможность зачать. «Сын, – молила она, – наследник, чтобы порадовать Англию и мужа. Господи, даруй мне сына! Прошу Тебя, пожалуйста…» Разве это так много? Повсюду, куда ни глянь, везде она видела женщин со здоровыми сыновьями всех возрастов. Почему ей отказано хотя бы в одном мальчике?

Генрих никогда не упрекал ее. Он понимал, что она так же раздавлена, как и он, своей неспособностью выносить для него наследника. Это не ее вина, всякий раз заверял он Екатерину. Он пытался развеселить ее, говоря, что желание иметь сына – это хороший предлог, чтобы приходить к ней в постель. Однако постоянное давление необходимости забеременеть лишало акт любви былой прелести. Теперь он превратился лишь в средство достижения цели. Генрих продолжал быть любящим супругом, да, но Екатерина раздумывала: а будь дворец полон сыновей, приходил бы муж к ней так же часто?

Сегодняшняя ночь не стала исключением. Как обычно, Генрих встал на колени и произнес молитвы, забрался на постель, поцеловал ее, пробормотал несколько нежных слов, потом энергично утолил свое желание. Их любовные соития никогда не продолжались долго, и не в том дело. Потом они обычно немного лежали вместе и разговаривали, после чего муж оставлял ее и удалялся в свои покои. Во многих резиденциях Генрих построил секретные лестницы, соединявшие его комнаты с опочивальней Екатерины, чтобы они могли наслаждаться уединением. Принятый в Англии обычай гласных супружеских визитов он одобрял не больше, чем она. Но лучшими ночами бывали те, когда Генрих засыпал и оставался со своей королевой до утра, потому что тогда он мог вновь любовно соединиться с ней.

Екатерине не верилось, что мужчина, который приходил к ней почти еженощно, мог преследовать другую женщину. Наконец Генрих тихо засопел, и она задумалась об истинном смысле того девиза. Она пронзила мне сердце! Ну конечно! Дама отказала ему, каким бы невероятным это ни выглядело. Да кто же из женщин осмелился бы на такое? У кого хватило бы дерзости?

Эту загадку Екатерина продолжала разгадывать и два дня спустя, на пиру в честь послов, устроенном Уолси в Йорк-Плейсе – резиденции архиепископов Лондона, которую кардинал превратил в еще один огромный дворец. Екатерина поймала себя на том, что следит за Генрихом: не подаст ли тот знаков особого внимания какой-нибудь леди?

– Le Château Vert[14], – провозгласил кардинал, поднимаясь со своего места рядом с королем, чтобы милостиво принять выражаемое гостями восхищение.

На площадке для живых картин было выстроено три башни, с которых свешивались три вымпела: на одном – три разбитых сердца, на другом – женская рука, держащая мужское сердце; на третьем – женская рука, крутящая мужское сердце. Екатерина с болью подумала, не связано ли это каким-нибудь образом с раненным два дня назад сердцем короля. Но потом воспылала надеждой, решив, что все это часть одной затейливой метафоры. От этой мысли Екатерина просияла. Стоило Генриху встать и покинуть зал, как она почти уверилась в правильности своей догадки.

Вдруг из замка выскочили восемь женщин, все в платьях из белого атласа с миланским кружевом и золотой вышивкой, в разноцветных шелковых платках поверх миланских чепцов. У каждой на чепчике золотой нитью было вышито имя ее персонажа. Возглавляла труппу «королева Франции», все такая же прекрасная в свои двадцать шесть, и роль была ей под стать – Красота. Одна из самых близких Екатерине фрейлин – Гертруда Блаунт играла Честь. Наполовину испанка, с оливковой кожей и восхитительными черными волосами, Гертруда была дочерью лорда Маунтжоя и Агнес де Ванагас и недавно вышла замуж за кузена короля, Генриха Куртене. Верность изображала недавно появившаяся при дворе дочь лорда Морли Джейн Паркер, невеста наследника сэра Томаса Болейна, Джорджа – красивого и шаловливого придворного пажа. Дочь Болейна, госпожа Кэри, тоже была здесь – в роли Доброты, а ее сестра – девушка, которую Екатерина впервые увидела во Франции, исполняла роль Упорства.

Анна Болейн теперь состояла фрейлиной при дворе королевы. Лишь месяц назад сэр Томас обратился к Екатерине и объяснил, что после сближения Генриха с императором его дочери больше не рады при французском дворе, особенно в свете казавшейся неизбежной войны Англии с Францией. Пожалев девушку, Екатерина согласилась принять ее в свою свиту и была вознаграждена. Анна, не из тех красавиц, каких хотела иметь в своем окружении королева, обладала элегантностью, была воспитанна, музыкальна и остроумна. Ее очарование и веселый нрав внесли оживление в размеренную и несколько монотонную жизнь двора Екатерины. «Кроме того, госпожа Анна прекрасно танцует», – наблюдая за девушкой, отметила королева. Более миловидная сестра бледнела на ее фоне.

В зал вошли восемь роскошно одетых лордов: шляпы из золотой парчи, просторные накидки из синего атласа. Они именовались Любовь, Благородство, Юность, Преданность, Набожность, Верность, Удовольствие, Добронравие и Свобода. Несмотря на театральный костюм, было ясно, что внушительную фигуру Любви представлял сам король. Екатерина почувствовала себя неуютно. Лордов вводила в зал маска Страстное Желание, в накидке из алого атласа с пылающими языками пламени, вышитыми золотой нитью. В этом человеке нельзя было не узнать Уильяма Корниша – гения, который устраивал все развлечения при дворе.