Серая мать - Анна Константиновна Одинцова

стороны руки… Неестественно подогнутые тощие ноги в бесформенных брюках… Разметавшиеся полы драной куртки… Олеся не сразу поняла, что темная куча, лежащая в кровавых кляксах на лестнице, – тоже человек. Толенька.

«Нет…»

– Олеся?

Хриплый от недавнего крика голос заставил ее оторвать взгляд от безжалостно размозженного черепа. Этот голос Олеся знала.

– Семен? – прошептала она, глядя на стоящее перед ней серое существо, вымазанное красной – настоящей, человеческой! – кровью Толеньки.

– Олеся, ты… ты как тут?.. – существо сделало шаг навстречу, выпустив из рук палку – нет, фомку, – скользкую от крови. Его глаза смотрели на нее с тупым изумлением, бесцветные на рябом от кровавых брызг лице.

– З-зачем? – перед глазами у Олеси плыло серое и красное, слишком отвратительное, чтобы продолжать смотреть.

Она готова была снова встретить Серую Мать и ее монстра, готова была умереть здесь, в этом проклятом, истлевшем мире, и никогда больше не увидеть ни родителей, ни настоящего человеческого жилья, ни солнечного света, но это…

– З-зачем ты это сделал? – вполголоса повторила Олеся, отступая назад, потому что красно-серый Семен продолжал приближаться к ней. Вспыхнула чернота, а после он оказался еще ближе.

– Ты все поймешь, Олесь, – торопливо заговорил он, выставив вперед свои окровавленные руки (руки убийцы, не охотника). – Это все из-за него… Это не Серая Мать… Она не виновата… Это все он устроил! – Подрагивающий палец указал назад, на труп Толеньки с размозженной головой. – Ты все поймешь… Серая Мать объяснит, и ты все поймешь! Только не уходи, ладно?

Что-то коснулось спины, Олеся вздрогнула и остановилась. Дальше отступать было некуда: лопатки уперлись в двери зеленого тамбура, открывающиеся на себя.

– Ты никуда не уходи, ладно? – повторял Семен. – Я сейчас Ее позову, вот так! – Липкой от чужой крови пятерней он накрыл свое облысевшее темя. – Я вот так Ее позову, так можно… Она сейчас придет!

Дверь тамбура начала открываться, толкая Олесю в спину.

«Так быстро?»

4

Этот запах Ангелина уже знала. Он означал еду – для нее самой и, возможно, для младшего братика. Пахло изнутри дома, но она понимала: чтобы схватить пищу, одной конечности будет недостаточно. Предыдущий чуть не вырвался.

Содрогаясь всем телом, Ангелина попыталась встать, но тщетно. Как может идти тот, у кого нет ног?

Тело само подсказало выход. Вытянувшись к входной двери, она оттолкнулась от потолка и стен комнаты. Потом от пола. Плоть упруго перетекала внутри. Вместе с ней перемещался предыдущий – ее бывший сосед, тот, пожилой, казавшийся поначалу приличным человеком. У него теперь тоже не было ног. И рук. Ему они больше ни к чему. Зато все остальное Ангелина сохранила для братика. Правда, пришлось запечатать соседу рот, оставив снаружи только нос и верхнюю часть лица. Иначе он все время кричал.

Постепенно наполнив собой сначала тесную прихожую, а затем и тамбур, Ангелина надавила на дверь.

5

В следующий раз дверь толкнули так сильно, что Олесю отбросило вперед, прямо в объятия окровавленной серой мумии.

Семен в самом деле ее обнял, помогая устоять на ногах, и от влажной металлической вони Олесю замутило. Когда она попыталась оттолкнуть его, уперевшись ладонями в липкую голую грудь, в наполнившей глаза черноте закружилась свистопляска смазанных картин, и среди них – лишенное рта лицо Серой Матери. Близко-близко, как тогда, в Колыбели.

«Она в его голове. И я…»

Внезапная мысль оборвалась, когда лодыжку стиснуло обжигающее кольцо боли. Потом оно дернулось назад, и Олеся вскрикнула, упала ничком и выскользнула из кровавых рук Семена. Локоть правой руки ударился о бетон, и онемевшие от боли пальцы выронили вертел.

– Не трогай ее! – заорал Семен, пытаясь снова схватить Олесю. – Она не для тебя!

Теперь к смраду бойни примешивался новый запах: густой, пряный, душный. Запах гниющих растений, запах влажной тропической почвы, не знающей солнечных лучей. Жгучий запах просроченных травяных настоек. Как в квартире Ангелины, только гораздо сильнее.

Кипящие кольца обвили вторую ногу, и Олеся опять закричала, отчаянно цепляясь за красно-серые руки Семена. Дух гниющих джунглей усилился, и нечто потянуло в тамбур их обоих.

Осклабившись так, что стали видны серые арки десен, Семен уперся ногами в порог. Его скрюченные пальцы больно вонзались в тело Олеси, грубо сминая плоть вместе с тканью куртки и почти выкручивая ее плечи из суставов, но эта боль не шла ни в какое сравнение с раскаленным жаром, лижущим голени и щиколотки, затекающим в кроссовки.

– Она! Не! Для тебя! – Семен сопровождал каждый выкрик рывком, и после третьего рывка они оба повалились на пол.

Извиваясь, как дождевой червь, Олеся уперлась локтями в бетонный пол и поползла вперед. Вспышки черноты участились, и все это напоминало обезумевший стробоскоп. Ноги ниже колен горели, и невозможно было понять, удалось ли ей все-таки освободиться. Олеся обернулась, лишь когда достигла изгиба лестничных перил, возле которого распластался труп Толеньки, и обеими руками обхватила забрызганные кровью прутья.

Нижнюю часть ее ног покрывала прозрачная слизь. Джинсы сморщились, местами ткань буквально расползлась на нити, и в прорехах виднелась алая, пузырящаяся кожа.

«Что за…»

Мимо протиснулся Семен, чтобы схватить с пола свою ненастоящую фомку. От последнего падения она разломилась надвое. Бесполезное оружие против…

«О господи…»

Оно выпячивалось из тамбура, как поднявшееся тесто через край кастрюли. Гигантская амеба. Ожиревший полупрозрачный спрут. Три толстые ложноножки пластались по полу, ощупывая его и одновременно подтягивая безразмерное тело вперед. Невидимая плоть под мутноватой пленчатой оболочкой дрожала. На высунувшемся в подъезд конце тела не было видно ни глаз, ни еще каких-либо органов чувств, но Олесю пропитывала парализующая уверенность в том, что ее видят.

Запах отмирающих побегов и старых лекарств становился все сильнее. Такой противный и такой знакомый запах…

«Ангелина?»

– Уходи к себе!

Стоя рядом с Олесей (рядом с размазанными по бетону ошметками Толенькиной головы), Семен замахивался на огромного слизня обломком фомки.

– Уходи!

Пленчатая кожа спереди сморщилась, собираясь радиальными складками. Там, где раньше была цельная поверхность, образовалось отверстие. А потом складки резко втянулись и выпятились обратно, выплескивая вперед прозрачную струю.

– Серая Мать накажет тебя!

Семен орал что-то еще, но Олеся уже не слышала. На ее лице шипел кисло пахнущий плевок.

6

Снова чернота?

За болью Олеся не видела ее. Собственно, черноты и не было: были яркие, невыносимо-яркие сполохи на фоне какого-то марева – то ли грязно-белого, то ли коричневато-серого. И каждая вспышка была болью: жгущей, режущей, раздирающей глаза.

Такая же нестерпимая боль ошпарила ладони, прижавшиеся к лицу. В следующий миг кто-то схватил Олесю за предплечья, силой отвел ее руки в стороны. Кто-то кому-то что-то