О психологии западных и восточных религий (сборник) - Карл Густав Юнг

Он знает, что Бог попустил совершиться многому странному и непостижимому, и пытается различными способами проникнуть в человеческое сердце. Поэтому он во всем ощущает невидимое присутствие божественной воли. Вот что я подразумеваю под «беспристрастной объективностью». Это моральное достижение, и врачу не к лицу отворачиваться при виде болезни или порчи. Мы не сможем ничего изменить, если не примем это условие. Осуждение не освобождает, оно угнетает. Я угнетаю осуждаемого человека, хотя должен быть ему другом и товарищем по несчастью. Ни в коей мере не хочу сказать, что нам вообще возбраняется выносить суждения, если мы желаем помочь и что-то исправить. Но если врач хочет помочь человеку, он должен суметь принять пациента таким, каков тот есть. А это возможно, лишь когда врач уже обозрел и принял самого себя, со всеми своими достоинствами и недостатками.

520 Быть может, скажут, что выходит слишком просто, но простое нередко оказывается самым труднодостижимым. В реальной жизни требуется величайшее умение, чтобы достичь простоты, а потому принятие самого себя есть суть моральной проблемы — и своего рода показательное испытание мировоззрения. Подавать нищим, прощать обиды, любить своих врагов во имя Христово — все это, несомненно, великие добродетели. Как поступаю с нижайшими из братьев моих, так поступаю я и с Христом. Но что, если выяснится, что нижайший из всех, беднейший из всех нищих, самый дерзкий из всех обидчиков, самый злодей — это я сам, что это я нуждаюсь в милостыне от собственной доброты, что это я — враг, которого надо полюбить? Тогда, как правило, христианская истина выворачивается наизнанку: о любви и долготерпении больше не идет речи; мы говорим брату внутри нас: «Рака!», осуждаем себя и гневаемся на себя. Мы прячем этого брата от мира, отрицаем, что когда-либо встречали в себе такого нижайшего из низших; доведись Господу приблизиться к нам в этой презренной форме, мы бы тысячу раз отвергли его, прежде чем пропел бы хоть один петух.

521 Любой, кто обращается к современной психологии для изучения не только внутренней жизни пациентов, но прежде всего собственной жизни — а современный психотерапевт должен уметь это делать, если он не хочет быть просто бессознательным мошенником — вынужден признавать, что принятие себя во всей убогости личности является труднейшей из задач, причем ее практически невозможно выполнить. Сама мысль об этом заставляет нас обливаться холодным потом. В результате мы с радостью выбираем, не колеблясь ни мгновения, оставаться в неведении о себе и предаемся заботам о других людях, исправлению их невзгод и грехов. Эта деятельность наделяет нас зримым покровом добродетели, с помощью которой мы благонамеренно обманываем себя и других. Хвала небесам, мы наконец-то ускользнули от самих себя! Бесчисленное множество людей совершает подобное безнаказанно, однако некоторые терпят неудачу — и, сокрушаясь на собственном пути в Дамаск, впадают в невроз. Как я могу помочь этим людям, если сам бегу от правды и, возможно, страдаю morbus sacer (падучей) от невроза? Лишь тот, кто полностью принял себя, обладает «беспристрастной объективностью». Но никто не вправе похваляться, будто полностью принял себя. Можно указать на Христа, который пожертвовал историческим предубеждением ради Бога внутри себя и прожил индивидуальную жизнь до горькой кончины, не обращая внимания на условности и моральные нормы фарисеев.

522 Мы, протестанты, рано или поздно должны задаться следующим вопросом: надо ли понимать «подражание Христу» как призыв повторять его жизнь и, если можно так выразиться, воспроизводить его стигматы; или же более глубоко, жить собственной жизнью, столь же искренне, как жил он, в неподдельной уникальности? Нелегко прожить жизнь по образцу Христовой, но невыразимо труднее прожить жизнь так же искренне, как прожил свою земную жизнь Христос. Любой, кто это совершит, пойдет против собственной истории; быть может, он преуспеет, но его наверняка будут недооценивать, высмеивать, пытать и распинать. Он будет кем-то вроде сумасшедшего большевика, заслуживающего распятия. Поэтому мы предпочитаем исторически установленное и освященное подражание Христу. Я ни за что не стал бы осуждать монаха, отважившегося на такое отождествление, ибо он заслуживает всемерного уважения. Однако ни я сам, ни мои пациенты — далеко не монахи, а значит, моя обязанность как врача — показать пациентам, что они могут жить своей жизнью, не становясь при этом невротиками. Невроз означает внутреннее расщепление личности, состояние войны с самим собой. Все, что усугубляет это расщепление, ухудшает состояние пациента, а все, что его смягчает, лечит пациента. Людей к войне с самими собой побуждает подозрение (или осознание факта) насчет того, что они состоят из двух противостоящих друг другу личностей. Конфликт возможен между чувственным и духовным человеком, между эго и тенью. Ровно это имел в виду Фауст, изрекая: «Ах, две души живут в больной груди моей». Невроз есть разделение личности.

523 Исцеление можно назвать религиозной задачей. В области социальных или национальных отношений состояние страдания способно обернуться гражданской войной, и это состояние следует лечить посредством христианской добродетели всепрощения и любви к врагам. Совет добрым христианам применительно к внешним ситуациям нужно также распространять и на себя, при лечении неврозов. Вот почему современный человек отказывается внимать рассуждениям о вине и грехе. Его мучительно преследует собственная нечистая совесть, он хочет знать, скорее, как ему примириться с собственной природой — иными словами, как возлюбить врага в собственном сердце и как назвать волка своим братом.

524 Современный человек не желает знать, каким образом он может подражать Христу; для него важнее знание, как прожить индивидуальную жизнь, сколь бы скудной и неинтересной та ни была. Именно потому, что все формы подражания кажутся ему мертвыми и бесплодными, он восстает против силы традиции, которая удерживает его на проторенном пути. Для него все эти дороги ведут в неправильном направлении. Он может этого не осознавать, но ведет себя так, как если бы его собственная жизнь определялась Божьей волей, каковую надлежит исполнить любой ценой. Вот источник эгоизма, одного из наиболее наглядных зол невротического состояния, но тот, кто говорит такому человеку, что он слишком эгоистичен, сам уже утратил уверенность, и в результате страждущий еще острее ощущает свой невроз.

525 Если я хочу вылечить пациента, мне приходится мириться с глубинным значением его эгоизма. Я и вправду окажусь слепцом, не распознав за ним истинную волю Бога. Нужно даже помогать пациенту сохранять эгоизм; если он добивается своего, то отдаляется от других людей. Он отгоняет их, и они замыкаются в себе — как и должно быть, ибо прежде они стремились избавить его от его «священного» эгоизма. Последний надлежит оставить