Ингвар и Ольха - Юрий Никитин

– Ребята, – сказал Рудый, – вы ничего незабыли?

Тарх Тарахович потряс головой:

– Не… Вроде не. А чо?

Рудый бросил ему под ноги калиточку. Ольха издали узналазвон золотых монет. Тарх Тарахович опасливо отодвинулся:

– Чо это?

– Плата, – объяснил Рудый. – Потешили князя,развеселили гостей… Разве это не стоит доброй платы?

Тарх Тарахович недоверчиво всматривался в смеющееся лицовоеводы, на котором сквозь личину веселья неуловимо быстро проявлялась тожестокость, то коварство. Ингвар стоял к ним спиной, лишь краем глаза следил запленницей. Теперь она на коне и в лесу! Неужели не попытается бежать?

Тарх Тарахович потряс головой:

– Мы получили достаточно. Нас накормили, напоили, ачелядь еще и в дорогу дала еды. Нам этого хватит.

– Разве золото в пути помеха?

– Смотря как достается.

– Ого, – воскликнул Рудый, – да ты не прост!Но никто от вас бесчестья не домогается. Песня не девка – ее нельзяснасильничать. Просто пир еще не закончен. Нам нужны хорошие песни!

Он говорил весело, уверенно, но Ольха ощутила, что, с точкизрения певцов, он говорит что-то не то. Хотя почему певец кочевряжится? Что забояре такие знатные, но в лаптях драных? Накормили, напоили, еще и монеты дают,а он морщится, отводит глаза, мнется, кряхтит… Да другой бы за счастье почел!

«Что-то я недопонимаю», – сказала она себе тревожно.Так говорил Асмунд, так считает Ингвар, но князь Олег за это как раз и наругалАсмунда. Правда, не сильно, но лишь потому, что и не считает Асмунда шибкоумным. А послал за певцами хитроумного Рудого.

Тарх Тарахович растолкал Горбача. Тот испуганно выглядывализ-под телеги, тер глаза, зевал, слушал вполуха. Что-то пробормотал, сноваповалился и заснул, а Тарх Тарахович сказал сокрушенно:

– Нет, не могу…

– Что стряслось?

– Песня не получится.

Голос Рудого стал строже:

– Почему?

– Это дрова можно рубить завсегда… Плохо на душе альздорово, а ты бей себе колуном полену в темечко! А песню, даже поганую, несложишь, если на душе пакостно. Поганая песня – уже не песня. Для нее уже естьдругое название… не при княгине будь сказано. Нужны вам эти… песни?

Ингвар крикнул издали раздраженно:

– Да когда напьются, им все равно! Только бы оралипогромче.

Тарх Тарахович оскорбленно дернулся, а Рудый возразил безулыбки:

– Для многих – да. Но великий князь толк в песняхразумеет.

– Нет, – сказал Тарх Тарахович решительно. –Мы не поедем. Хоть что с нами делайте, но не поедем.

Ингвар засопел так мощно, что из-под телеги высунулись двеголовы: Горбача и мальчишки весен десяти. Оба смотрели выпученными глазами, какогромный рус, наливаясь краской гнева, оставил коня и, медленно шагая, пошел кним.

– Не так разговариваешь, Рудый, – прогремел егострашный голос.

– А как? – поинтересовался Рудый.

– А вот так!

Он на ходу потащил из ножен огромный длинный меч. Мальчишкасмотрел выпученными глазами, словно лягушонок перед огромным Змеем. ТархТарахович и Горбач застыли. В глазах был страх, но и отчаянная решимость стоятьдо конца.

Мальчонка вдруг взмолился:

– Дяденьки!.. Не убивайте!.. Ой, только не убивайте!Возьмите все, возьмите самое ценное, только нас не забивайте!

Рудый быстро остановил разъяренного Ингвара:

– Тарх Тарахович! Ты согласен?

Тот вздрогнул, с трудом оторвал зачарованный взгляд отстрашного меча Ингвара:

– С… чем?

– Что возьмем самое ценное, а ваши жизни пощадим?

Тот отчаянно кивнул, едва не ударился зубами о землю. Волосына загривке стояли дыбом, а голос дрожал:

– Да-да, конечно… Что есть злато?

Рудый широко улыбнулся:

– Вот на этом и поладим. Только на дорожку выпьем, чтобдорога короче показалась.

Еще не веря, что избегли смерти, все трое засуетились,принесли кувшин с вином, а мальчишка и Горбач высыпали на чистый платок Рудогомонетки. Среди них оказались даже две золотые, несколько камешков, дванекрупных рубина. Тарх Тарахович под взглядом Рудого распорол подкладку,вытащил оттуда еще одну золотую монету – крупную, старинную.

Рудый кивнул:

– Добро. Наливай!

Ему поднесли корчагу. Ольха слышала вздохи облегчения. Рудыйосушил, велел налить снова, заставил выпить Тарха Тараховича, затем дудошникаГорбача. Мальчишке пить не дал, кивнул Ингвару. Тот нехотя пригубил, помоталголовой. Вино крепкое, но чересчур кислое, а главное – не мог понять, что захитрость откалывает Рудый. А хитрость явно есть. Рудый не заснет, если кого необжучит.

Когда выпили по второй, Рудый кивнул Ингвару:

– Седлай коней. А мы за это время допьем, чтоб за намидома не журились.

Пока Ингвар седлал, Ольха помогала. Рудый успел осушить спевцами весь кувшин. Тарх Тарахович повалился навзничь, рассыпав их сокровища,захрапел. Корчага как была в его руках, так и осталась. Горбач попыталсявстать, пьяно улыбался, но тоже завалился, попытался куда-то ползти, но ткнулсяголовой в пень, заснул, стоя на четвереньках.

Рудый надменно улыбнулся. Глаза были трезвые.

– Ну вот и все.

Ухватив Тарха Тараховича за шиворот, швырнул в повозку. Тамгрохнуло, звякнуло, но, судя по всему, певец не очнулся. Следом Рудый забросилГорбача.

– Ты поведешь телегу? – спросил он Ингвара. –Или и это придется мне?

Ледяная вода обрушивалась на голову, топила, кожа пошлапупырышками, а потом и вовсе застыла. Тарха Тараховича била крупная дрожь. Онпочувствовал, как лязгают зубы, не сразу понял, что стучит зубами от лютогохолода он сам.

Открыл глаза, ладонями закрываясь от новых потоков воды.Успел понять, что лежит на холодном каменном полу, а сверху льется вода изведер. Вода явно колодезная, родниковая, чуть на лету в лед не обращается.

– Хватит… – прохрипел он. – Довольно… Что выхотите? Где я?

Рядом послышался кашель. Обернулся, увидел несчастногоГорбача, похожего на ощипанного журавля, жалкого и полумертвого в прилипших ктелу рубашке и портках. Горбача била крупная дрожь, он сидел под стеной, не могвымолвить слова.

Оба они находились в княжеской палате. Не главной, этапоменьше, но за столом сидели великий князь с тремя воеводами русов, негромкосовещались. Поодаль за другим концом стола сидела древлянка. Ее большие глазасмотрели с жалостью и сочувствием.