Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря - Вольфганг Викторович Акунов

в положение, аналогичное его положению под стенами Герговии. Все попытки Гая Юлия овладеть древней пунийской цитаделью оказались неудачными, вследствие блестящей, носившей яро выраженный наступательный характер обороны города Титом Лабиеном. Диктатору пришлось отказаться от продолжения осады….

Оставив Утику в покое, Цезарь продолжал соревноваться с Лабиеном, демонстрируя свое оперативное искусство с совершенно необычной и нетипичной для него осторожностью. Тем не менее, он несколько раз подвергся весьма опасным нападениям. Неуловимый Лабиен был, казалось, повсюду (как и стремительная нумидийская конница). Он не поддавался на хитрости Цезаря. Должно быть, Цезарь, сражаясь с Лабиеном, испытывал нечто сродни ощущениям человека, фехтующего со своим собственным отражением в зеркале…

В течение нескольких месяцев, даже после прибытия подкреплений, «потомок Венеры» придерживался стратегии чрезвычайно непрямых, хотя и ограниченных, действий. Искусно маневрируя, Гай Юлий беспрерывно наносил врагу «комариные укусы» или «булавочные уколы», нанесение которых все больше сказывалось на моральном состоянии войск противника, о чем свидетельствовало увеличение потока дезертиров из неприятельского стана. Наконец, в результате более широкого непрямого подхода к главной базе республиканцев в Тапсе, Гай Юлий сумел создать подходящую обстановку для благоприятного исхода задуманного им генерального сражения.

Ибо именно при Тапсе (на юге современного Туниса) было суждено произойти решающей битве на африканском «фронте» гражданской войны.

С целью завлечения в ловушку нумидийской конницы царя Юбы, Цезарь осадил Тапс, древний город на берегу Средиземного моря южнее Карфагена, расположенный на мысе, сильно вдающемся в море и отделенном от материка большим соленым озером. Цезарь рассчитывал, что его противники придут на выручку городу и тогда им придется вступить в бой на местности, благоприятной и удобной для действий легионов Цезаря. Добраться до этой морской крепости можно было лишь по двум узким дорогам, в значительной степени непроходимым из-за лесов и болот.

Цезарь, как, вероятно сочли его враги, попался в «ловушку». Республиканцы сразу же поторопились закрыть выход из нее целой системой земляных укреплений, так чтобы вырваться из западни можно было лишь морским путем. Однако Цезарь, сохраняя полное спокойствие, не опасаясь соприкосновения с противником, смог перегруппировать свое войско внутри «западни» и, находясь там вне зоны видимости неприятеля, сконцентрировать свои силы в направлении планируемого им прорыва. Крайне сложная, безвыходная ситуация его «контрактников», оказавшихся в «мешке», или «котле», даже сыграла «дуксу» на руку, ибо его, казалось бы, предельно деморализованные «мулы» теперь внутренне собрались, поняв, что им остается только победить или умереть.

6 апреля 46 года — в день, когда Цецилий Метелл Сципион попытался со своими легионами окончательно захлопнуть ловушку в самом узком месте, Цезарь пошел на прорыв. «Дукс» не ошибся в своих «контрактниках», поставленных врагом в безвыходное положение и потому бросившихся на республиканцев с мужеством отчаяния. Наступательный порыв «цезарианцев» был поистине неудержим.

Опасаясь приближения Цезаря, «помпеянцы» продвигались в строгом боевом порядке, со слонами на флангах. Расположение войск Цезаря было характерно для его обычного стиля ведения боя: он командовал правой половиной центра своего войска, а кавалерия и лучники располагались на флангах. Угроза со стороны слонов противника вызвала дополнительные меры предосторожности, принятые Цезарем, усилившим свою конницу пятью когортами пехоты. Кстати говоря, именно битву при Тапсе принято считать последним сражением на Западе античной Экумены, в котором широко использовались боевые слоны.

Трубач Цезаря подал сигнал к битве. Лучники Цезаря обстреляли боевых слонов республиканцев, приведя их в панику. Под градом стрел «республиканские» слоны бросились назад и принялись топтать свою пехоту. Слоны «помпеянского» левого фланга атаковали центр войска Цезаря, где столкнулись с Пятым легионом Жаворонков (Алауда). Отборный легион Гая Юлия доблестно отразил атаку серых гигантов. Именно за этот коллективный подвиг «слоноборцев» из Пятого (повторивших, в приливе «массового героизма», индивидуальный подвиг предка-«слоноборца» своего «дукса», за который этот отважный предок получил якобы прозвище «Цезарь»), знамя легиона Жаворонков было впоследствии украшено изображением слона (к чьему пунийскому или же мавританскому названию — «цеза» или «цезай» — Гай Юлий Цезарь возводил свой «когномен»). После потери своих боевых слонов Цецилий Метелл Сципион (возможно, придавший этому событию символический смысл — ведь слон был эмблемой рода Метеллов, и тесть Помпея даже отчеканил в Африке монеты с изображением слона) приказал трубить отступление. Конница Цезаря обошла вражеские боевые порядки, разгромила все три укрепленных лагеря «помпеянцев» и обратила их в в бегство. Союзные Сципиону войска царя Юбы бежали с поля боя, чем и завершилась битва при Тапсе.

Такова одна из версий хода сражения, пожалуй, наиболее распространенная. По другой версии, легионеры Гая Юлия на правом крыле, не дожидаясь приказа своего «дукса», заставили трубача самовольно подать сигнал к началу сражения, хотя еще не все войска выстроились в боевой порядок.

Слон — эмблема рода Метеллов — на монете Цецилия Метелла Сципиона

Согласно сообщениям некоторых источников, сам Цезарь на этот раз не руководил сражением из-за случившегося с ним припадка падучей болезни, и был укрыт своими людьми в лагерной башне. Эти сообщения вполне могут иметь пропагандистский характер, призванный объяснить и оправдать в глазах «римского сената и народа» достаточно хаотичный характер действий легионеров Гая Юлия в битве при Тапсе. Отсутствие Цезаря на поле брани одновременно как бы снимало с него и ответственность за чудовищную «кровавую баню», устроенную «цезарианцами» своим противникам-республиканцам, после взятия приступом всех трех укрепленных «помпеянских» лагерей. Такая беспощадная в стиле Суллы и Мария, жестокость (по отношению к согражданам) явно не вязалась с усердно провозглашаемой и пропагандируемой на все лады диктатором концепцией «клементии», и потому было даже неплохо иметь повод и возможность возложить ответственность за действия, ставящие под сомнение милосердие великодушного Цезаря, его «милость к падшим», на других, на его «нерадивых подчиненных». Хотя, с другой стороны, вполне возможно, что Гай Юлий в самом деле не сумел или оказался не в силах обуздать кровожадность своих разбушевавшихся вояк, стремившихся раз и навсегда покончить с неприятелем в этой последней битве слишком затянувшейся междоусобицы (в пользу данного предположения говорит и факт самовольного, не дожидаясь приказа, вступления «контрактников» Цезаря в битву). Им просто надоело воевать, и потому они превратились в диких зверей, не дававших никакой пощады своим согражданам и братьям, говорящим на той же латыни, что и они сами. Десять тысяч воинов-республиканцев, окруженных на холме, были беспощадно перерезаны, забиты, словно скот на бойне, своими римскими согражданами…

Цецилий Метелл Сципион, каким-то чудом уцелевший в братоубийственной резне, спасся бегством, но только для того, чтобы несколько месяцев спустя потерпеть очередное поражение, на этот раз — в морском бою у (Г)иппона-Регия, и умереть смертью, достойной римского