Начало эры разума - Уильям Джеймс Дюрант

возродил к полноценной деятельности Римский университет. Чтобы вместить огромное количество книг, он поручил Доменико Фонтана спроектировать роскошный новый дом для Ватиканской библиотеки. Он лично руководил улучшенным изданием Вульгаты Иеронима, которая является таким же великолепным переводом Библии на латынь, как версия короля Джеймса на английский язык.

Он не разделял того уважения, которое его предшественники по эпохе Возрождения испытывали к остаткам языческого искусства. Он достроил руины Септизония Севера, чтобы поставить колонны для собора Святого Петра. Он предложил снести гробницу Цецилии Метеллы. Он пригрозил снести сам Капитолий, если статуи Юпитера Тонана, Аполлона и Минервы не будут убраны; он разрешил Минерве остаться, но переименовал ее в Рому и заменил копье крестом. Он изгнал колонны Траяна и Марка Аврелия, установив на них статуи святого Петра или святого Павла и переименовав колонны соответствующим образом. Чтобы еще больше символизировать подчинение язычества христианству, он поручил Доменико Фонтане перенести на площадь Святого Петра обелиск, который Калигула привез из Гелиополя и который Нерон установил в Цирке Максимус. Монолит из красного гранита был высотой восемьдесят три фута и весил более миллиона римских фунтов. Такие выдающиеся архитекторы, как Антонио да Сангалло и Микеланджело, считали, что его демонтаж не под силу инженерам эпохи Возрождения. Доменико и его брат Джованни взялись за эту задачу в течение года (1585–86). Огромные машины опускали и перевозили памятник; восемьсот человек, укрепленных Таинством, и 140 лошадей тянули сорок четыре каната, каждый толщиной с человеческую руку, чтобы поднять его на новое место. Доменико, сменивший его, стал героем Рима; Сикст выбил памятные медали и разослал официальные сообщения иностранным правительствам. Шар на вершине был заменен крестом, содержащим частицу «истинного креста», на котором умер Христос. Сикст считал, что христианство возобновило свое господство после того, как его прервала эпоха Возрождения.

Неутомимый Папа за свое короткое пятилетие обновил светский Рим. Он ввел свежие запасы хорошей воды, питающей двадцать семь новых фонтанов, восстановив разрушенный Аква Алессандрия, который он переименовал в честь себя в Аква Феличе. Он очистил воздух, финансируя осушение болот; был достигнут хороший прогресс, и 9600 акров земли были восстановлены, но предприятие было заброшено после его смерти. По его приказу Доменико Фонтана открыл новые проспекты по классическому плану прямых линий; Виа Систина была продлена как Виа Феличе; благородная церковь Санта Мария Маджоре стала центром нескольких радиальных магистралей; Рим начал принимать свой современный вид. Для финансирования своих начинаний Сикст, начав с пустой казны, обложил налогом даже предметы первой необходимости, обесценил монету, продавал назначения и выдавал пожизненное страхование (monti) в обмен на пожертвования в папскую кассу. Он распоряжался своими средствами грамотно и бережно, и после смерти оставил в казне пять миллионов крон.

Больше всего его волновала внешняя политика. Его не покидала надежда вернуть себе Англию и Германию и объединить все христианство против ислама. Он восхищался государственными качествами Елизаветы, но оказывал помощь в заговорах с целью ее низложения. Он обещал оплатить расходы на испанскую армаду, но не доверял медлительности Филиппа и предусмотрительно поставил свою помощь в зависимость от фактической высадки испанских войск в Англии. Самой большой проблемой для него стала Франция. Гугеноты, якобы истребленные в 1572 году, наступали на Париж под предводительством неустрашимого Генриха Наваррского. Филипп II финансировал Лигу, чтобы спасти Францию для католицизма и для Испании; Сикст стоял перед выбором: позволить Франции стать протестантской или помочь Филиппу превратить Францию в испанскую зависимость. Но баланс сил между Францией и Испанией казался необходимым для папской свободы от светского господства. В 1589 году Сикст предложил вступить в войну против Генриха; но когда Генрих пообещал стать католиком, Сикст отказался от этого плана. Филипп пригрозил вывести Испанию из папского повиновения, а испанский иезуит осудил папу за пособничество ереси, но Сикст остался на своем и принял посла Генриха. В итоге его вера в Генриха оправдалась: Франция была спасена для Церкви и продолжала служить противовесом Испании.

Это был его последний триумф, и, возможно, напряжение, вызванное им, истощило его. Ни кардиналы, ни дворяне, ни народ не сожалели о его смерти (1590); кардиналы дрожали от его суровости; дворяне были вынуждены, вопреки самым проверенным временем обычаям, подчиняться законам; народ, обложенный налогами до предела и дисциплинированный до непривычного спокойствия, пытался снести статую, воздвигнутую Сиксту на Капитолии. Но после того как нанесенные им удары потеряли свое жало, потомки смогли сопоставить его достижения с его жестокостью, гордыней и властолюбием. Историк-рационалист Леки оценил его как «хотя и не самого великого человека, но, несомненно, самого великого государственного деятеля, когда-либо восседавшего на папском троне».35

Среди его преемников в этот период особенно запомнились двое. Климент VIII (1592–1605) был почти христианином. «Из всех пап, которые в течение долгого времени занимали Римский престол, — говорил гугенот Сюлли, — он был наиболее свободен от партийных предрассудков и имел больше той мягкости и сострадания, которые предписывает Евангелие»;36 Однако он отказал в милосердии Беатриче Ченчи (1599) и позволил инквизиции сжечь на костре Джордано Бруно (1600). Урбан VIII (1623–44) сначала помогал Испании и Австрии в Тридцатилетней войне, но когда они попытались поглотить Мантую, он опасался окружения и обратил свои дипломатические маневры на сотрудничество с Ришелье в использовании протестантских армий Густава Адольфа для ослабления власти Габсбургов. Заразившись военным духом эпохи, он подчинил духовные заботы расширению своего правления как светского князя; он приобрел Урбино и обложил его и другие свои государства высокими налогами, чтобы финансировать папскую армию для войны с герцогом Пармским. Армия оказалась бесполезной, и после его смерти папское королевство «пришло в такой упадок и истощение, — сообщал венецианский посол, — что невозможно, чтобы оно когда-либо поднялось или восстановилось».37 Посол ошибался. Элементы оздоровления появились повсюду в Церкви, а также в папстве. Простой народ Италии, преодолевая вековые трудности с помощью напряженного и мнимого благочестия, по-прежнему толпился у своих святынь, торжественно шествовал в религиозных процессиях, рассказывал друг другу о новых чудесах и с болезненным экстазом поднимался на коленях на Скалу Санта. Такие святые, как Филипп Нери, Франциск Салес и Винсент де Поль, показали способность старой церкви внушать всепоглощающую преданность; так, иезуит Алоизий Гонзага умер в возрасте двадцати трех лет во время служения жертвам моровой язвы в Риме (1591). Мирская суета и коррупция в курии уступили место нападкам протестантских реформаторов, увещеваниям святых, вдохновляющему примеру прелатов, таких как святой Карл Борромео из Милана. От папы к папе движение самореформации,