Аромат изгнания - Ондин Хайят

папа, мама, Пьер, Жорж и Амбра. На облаке все, кого я люблю. На облаке все, кого мы однажды потеряли. На облаке нет смерти. На облаке только вечность…

Когда закончилась война, в 1991-м, я поняла, что прожила девяносто лет. Я была очень старой женщиной… Я сумела пересадить в клочок земли то, что осталось от моего сердца, и оно стало плодоносящим деревом. Я любила свое лицо, на котором запечатлелась история моей жизни. 1991-й был еще и годом независимости Армении.

В прошлом году Луна приехала в Ливан с Эстреллой и ее дочерью. Четыре поколения смотрят в лицо истории. К тебе, дорогое мое дитя, к тебе, дочитавшей эти тетради, я обращаюсь. К тебе и твоим пылким мечтам, чтобы они не погасли в равнодушии мира. Вращайся с этой землей, держи ритм ее движения, а когда она медлит, подтолкни ее слегка, чтобы она не забывала никого из своих детей.

Мы прожили эту реальность бойцами, борясь за жизнь. Мы бились с тьмой и чиркали спичками под проливным дождем, чтобы осветить ледяные ночи. Быть может, мне сохранили жизнь для того, чтобы я могла свидетельствовать о нас, какими мы были. До такой ли степени отличается жертва от своего палача? Разве все мы не совершали в повседневной жизни мелких преступлений против человечности, не сохранив даже памяти о них? Разве то, что присутствует в каждом из нас в ничтожно малых дозах, не должно однажды выплеснуться в том или ином месте, дабы утолить поток наших мелких бытовых ненавистей?

Однажды утром Йорайя, дочь моих соседей, принесла мне письмо от Жиля, чье сердце все еще билось так же сильно, как и мое. Он присутствовал в моей жизни больше, чем многие люди, которых я встречала ежедневно все эти годы.

Луиза,

Еще одно твое стихотворение в журнале «Базмавеп», и твои слова потрясают нас! Что будем мы делать с нашей независимостью? Станет ли человек наконец человеком? Этого человека после человека мы так долго ждем…

Да, Жиль, будет человек после человека, предвестник лучезарной зари. Мы станем архитекторами бессмертия. Я пишу для моего народа, я пишу для всех народов, для всех, кого пытали, били, унижали. Я пишу для каждого из нас. Я пишу, чтобы палач в нас был изгнан и мы построили лучший мир.

Я открыла журнал «Базмавеп» на странице с моими стихами.

Армения

Почему я жива, когда все наши мертвы?

Живая и брошенная, как стихи в море

Падучая звезда над потоками яростного ветра

Они отрицали нашу жизнь

Сегодня они отрицают нашу смерть

Они стерли наши следы на песке

И высушили листья на наших деревьях

Они убили нашу смерть

Сделав ее невидимой в глазах живых

Как вы можете знать, что мы были?

Доносит ли ветер до вас наш былой смех?

Если вы уничтожите останки наших отцов

Откуда у нас останется память?

Я хочу сохранить их души во мне

Чтобы они не исчезли снова

Я хочу положить букеты ушедших в память времен

Но как я могу подарить, не получив?

Сколько теней в темной комнате наших жизней

Забвение шумно, оно вопит в пустыне

Биение наших сердец зарыли в землю

Вернемся ли мы однажды к жизни?

Кому принадлежит воспоминание?

Куда они сложили наши сияющие мечты?

Сможем ли мы однажды пристать к берегу надежды?

Доколе время будет молоть наши надежды в пыль?

Сможет ли наконец высохнуть наша кровь?

Никто никогда не отправит в изгнание наши мысли

Я брошу белые цветы в красные воды Ефрата

Пусть искупаются в нем ангелы и воскресят наш звонкий смех

Пусть расцветут в свете зари все лилии надежды

И пусть никто никогда не забудет нашу историю.

Мы должны записать наши жизни на небе, чтобы те, кто придет за нами, прочли на нем кровь наших битв, соль на наших ранах. Мы должны записать наши жизни на небе, чтобы те, кто придет за нами, прочли на нем наше вечное возрождение.

Моим домом стала Земля.

36

Талин с волнением закрыла третью тетрадь. Луиза была еще жива, когда ей было четырнадцать лет, и вообразила их встречу, обращаясь к ней письменно, чтобы оставить ей это потрясающее свидетельство. Она невольно пожалела, что Нона не оставила ей выбора и не дала узнать ее. Перед ней лежал конверт, полученный сегодня утром. Внутри был контракт на издание, который молодая женщина только что подписала. Талин последовала советам Антона, и три тетради Луизы скоро будут опубликованы, а духи, которые она создавала все эти месяцы в память Ноны, выпущены в продажу.

Пусть расцветут в свете зари все лилии надежды

И пусть никто никогда не забудет нашу историю.

Талин встала и посмотрела на Антона и Теодора, оживленно беседующих на террасе. Дом Ноны она увидела в новом свете. Она впервые в жизни почувствовала себя дома. До сих пор она держала свои корни в руках, не зная, куда их высадить, не понимая, как это сделать. Эти убитые корни, выкорчеванные четыре поколения назад, просились в землю, ибо таково естественное движение жизни. Одно за другим сменяющие друг друга поколения должны выполнять работу, убирать и чистить. Талин представляла себе эту человеческую цепь, и у нее кружилась голова, потому что она была ее звеном. Она понимала, что каждому, поколение за поколением, выпадает на долю своя работа. Если ее не выполнить, следующие поколения унаследуют это бремя. Подозвав Прескотта, она побежала в сад и подошла к матери, которую уговорила провести несколько дней в этом доме, куда та всегда отказывалась приезжать. Талин взяла ее за руку и не ощутила электрического разряда, который чувствовала всегда, стоило им соприкоснуться. Рука матери была теплой, ласковой. Талин повела ее вниз от дома, к кустам жасмина, где нашла первую тетрадь в кожаной обложке. Предвечернее солнце выписывало розовые арабески в облаках, под теплым ветром танцевала листва на деревьях. В этот миг Талин поняла, что наконец освободилась от бремени своих предков. Она еще не была уверена, что решит произвести на свет ребенка, но знала, что, если не захочет быть матерью, это будет ее собственный выбор, а не последствия